свет в комнате зажгла. Хотела занавески раздвинуть – не люблю в замкнутом пространстве находиться. Руку протянула и застыла. Не могу. Чувствую: там, на улице, прямо перед окном, она стоит. Волчица. Стоит и на меня смотрит. Через занавеску. Видит меня. Знает, кто я. Знает, что я охотник.

Сколько, пять минут, десять мы друг на друга, не видя, смотрели? Не знаю. Потом раз, и все закончилось, отпустило. Она ушла.

Я найду ее. Я знаю, где искать.

Открываю свой ноут. Вот они все: гоблины, гнолли, великие колдуны и деревенские ведьмы, феи, менестрели, драконы и оборотни. Здравствуйте, существа. Здравствуйте, придурки. Я просматриваю все их аккаунты. Один за другим. Все их истории, все их выдумки. Чаще забавные, все-таки большинство – светлые, но иной раз очень мрачные. Унылых шалунов здесь хватает.

Поляков не захотел меня слушать. И правильно. Я поторопилась. Хотела отдать свои сайты, пусть перелопатят их и найдут ее. Неверный ход. Я сама найду.

Поляков

Уютный мертвятник

На следующий день Феоктистова не пришла. Это стало уже традицией. Звонить я ей не буду. Уверен, что рано или поздно леди Френегонда сама объявится.

Я жду результаты экспертизы по своим новым друзьям-оборотням. Но Еленина Волчица не выходит у меня из головы. Стоит закрыть глаза, как начинает закручиваться хоровод: Элка, Елена, Волчица. Три женщины кружат и кружат, но между ними остается провал черной пустоты, не хватает чего-то. Кого-то.

Кого? Может быть, меня?

Мое вливание в дружный коллектив дивных эльфов, гномов и орков прошло успешно. Кажется, меня вообще особо никто не заметил. Какой-то остроухий лучник быстро припечатал мне стрелу между лопаток, и я пошел, как было велено, в мертвятник.

Когда мы с Семеновым добрались до места, уже конкретно стемнело. Лесок хиловатый такой, все больше кусты и тощие березки – по-моему, это заросшие поля. Какой-нибудь умерший колхоз или совхоз, никогда не мог понять, какая между ними разница. И заброшенная ферма – стены из белого силикатного кирпича с черными провалами безрамных окон посреди пейзажа. Возле нее, кстати, едва теплился одинокий фонарь на столбе, освещал наше бродячее шапито. Метрах в ста от фермы был разбит палаточный лагерь, горели костры. Между ними бродили ряженые. Мы с Костиком тоже быстренько принарядились. Я нацепил ватный халат, кольчужку, а вместо шлема получил маску серолицего уродца, больше смахивавшего на зомби, чем на орка. Да не суть. Одно интересное наблюдение не по делу: большинство гномов с роскошными бородами были женского пола, такие бородатые амазонки, отряд имени Кончиты Вурст.

По сценарию ферма – город эльфов, Мене-чего-то-там. И темные силы в лице орков и приданных им подразделений волколаков нынче ночью пойдут на штурм. В ходе ожесточенных боев с некоей стороны на помощь дивным подойдет гномий отряд. Если, конечно, орки его прощелкают и не излупят на подходе. Допускаются различные варианты развития событий. Предыстория – почему, зачем и как дошли они до этого момента – мне без надобности.

Уже в мертвятнике, возле уютного костра, с семеновской кружкой, полной горячего чая, дождался я своих оборотней. Слава всем валарам и Саурону в придачу, сегодня на гульбище явились все трое, включая Беорна. Это оказался огромный дядька, росту в нем никак не меньше двух метров, размах плеч – как гриф штанги. Ножища сорок последнего размера. Морда заросла курчавой черной порослью до самых глаз. Вот ему вообще никакой костюм-грим-маска не нужен. В обычной жизни он продюсер детских мультиков на каком-то онлайн-канале. А выглядит как настоящий медведь. В принципе, его сразу можно было вычеркивать из списка подозреваемых, но для чистоты эксперимента я все-таки решил и его материалец собрать. Мои соратники-волки Дима и Серега после скорой своей смерти (Углук расстарался, послал их под стрелы осажденных эльфов) пили чай из одноразовых стаканчиков. Прибрать за ними и аккуратно упаковать посуду в стерильные пакетики мне труда не составило. А вот медведина крепко сжимал в лапе личную термокружку литрового, никак не меньше, объема. И я долго крутился возле, выжидая, когда он поставит ее и отойдет хоть на метр в сторону. Но получилось. Я ее, кружку эту вожделенную, спер. И долго темные просторы леса оглашал медвежий рев: «Существа, кто кружку мою скоммуниздил?! Поймаю – башку оторву!»

Елена

Мы квиты

Ходила-ходила по городу, придумав себе кучу дел, мерила его ногами, шлепала по сырой каше. Дома – тоска. Но и на улице от нее никуда – вечная холодная морось, то ли снег с дождем, то ли дождь со снегом. У природы явно грипп – сопли текут, горло обложено, подхрипывает, подсипывает ветром. Лихорадит бедную. И меня тоже лихорадит, азарт охотничий проснулся. Чувствую себя, как щенок легавой, взявший первый в своей жизни след, – восторг, нетерпение, страх промахнуться.

Замерзла что-то, дай, думаю, в кафешку зайду, как раз подвернулась. Захожу, а там поэтический вечер. Надо же. Даже не предполагала, что такое нынче бывает. На крохотной сценке примостился на стуле дядька лет шестидесяти с пегой головой и широкими ладонями пахаря. Перебирает струны гитары, к усилителю подключенной. Под вполне себе приятную музычку свои стихи читает с легким подвыванием.

Получила свой капучино, пристроилась на барном табурете у стойки – других мест не нашлось, все занято. Слушаю. Гитара взбрякивает иной раз слишком громко, слов не разобрать. Но, может, и к лучшему. Поэт тривиален, как лист оберточной бумаги, глаза его скучны. И так же скучна и в то же время кошмарна вселенная его стихов. Там водятся хищные Коломбины, преследующие Арлекинов с тем, чтобы поменяться с ними кожей. Неудивительно, что тамошние Арлекины страдают помрачением рассудка и маниакальным бредом, им повсюду мерещатся пауки и черви:

По чертежу бескрылых крыш

Сползает время черными червями…

Бр-р-р… Почему-то вспомнилось гораздо более веселое «четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж».

И сразу вслед за этим прозвучало в голове: «Я бежала по черному лесу, впереди колокольчиком звенел след…»

Я нашла ее, эту Волчицу – оборотня, сожравшего несчастную Элку и убившего моего мальчика. Именно мальчика. Для меня умер не тот давно потерявший свой прежний облик алкаш, опухший от вечного пьянства, матерившийся и распускавший руки. Умер мой Ежик-Сережик, тонконогий пацанчик, с которым мы купались летом на пляже Анапы, а зимой ходили на лыжах по замерзшей реке. Который дарил мне на Восьмое марта сначала склеенные в детском саду открытки, а потом флакончики дешевых разливных