Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джиотти кивнул на Хендрикуса, старательно вылизывающегося под столом:
— Это и есть наш главный герой?
— Нет. Вернее, не совсем, частично.
— Вы когда-нибудь раньше держали собак?
— Нет.
— Даже в юности?
— Нет, — повторил Брам и вспомнил об отцовской собаке. — Отец держал пса, когда был ребенком. Я думаю, пес в моем сне принадлежит отцу. То есть насколько я могу себе его представить.
— Вы видели его фотографии?
— Нет, но отец мне о нем рассказывал.
— Он считал своего пса чем-то необыкновенным?
— Да. — Ничего больше не хотел он рассказывать этому чужаку. Разговор становился все более абсурдным. Не хватает еще и собак обсуждать.
— Не могли бы вы рассказать мне побольше про собаку вашего отца?
— Не думаю, что это относится к делу.
— Почему?
— Просто я слишком сильно беспокоюсь из-за дома. Мы недавно переехали. Он огромен, и потребуются титанические усилия, чтобы привести его в порядок. Реконструкция будет стоить кучу денег. Может быть, мы взялись за дело, которое не сможем завершить; боюсь, нам не справиться.
— Вам это только что пришло в голову?
— Это естественное объяснение, не так ли?
— Абсолютно. Но: испытываете ли вы облегчение?
— Какое облегчение?
— Исчезнут ли благодаря этому ваши кошмары?
Брам подумал, что, даже если это объяснение верно, оно вряд ли поможет ему исцелиться. Оно уже приходило ему в голову после одного из первых кошмаров, но было отвергнуто как неубедительное.
— Вы принадлежите к старой школе? — спросил Брам.
Джиотти взглянул на него вопросительно:
— К старой школе? Что вы имеете в виду?
— Они говорят, что, как только я пойму символику сновидения, оно перестанет меня беспокоить. То есть больше не будет на меня действовать.
Джиотти улыбнулся:
— Да, у меня тридцатилетний опыт работы с пациентами. Но иногда требуется время, чтобы отследить все компоненты сновидения.
— А если это случайность?
— Сколько раз вам снился этот пес?
— Понятия не имею. Двенадцать, тринадцать… может быть, больше.
— И вы считаете случайностью то, что один и тот же образ раз за разом возвращается в сопровождении одних и тех же эмоций?
— Я боюсь браться за реконструкцию дома, боюсь, что у нас не хватит денег, а страхи никуда не денутся. И кошмар остается при мне. Я думаю, этого достаточно…
Джиотти прервал его:
— Что делает собака в том доме, который вам снится?
— Понятия не имею. У нас есть собака. У моего отца когда-то была собака.
Джиотти поглядел на дремлющего под столом Хендрикуса. Пес выглядел спокойным, и это удивило Брама. Обычно, оказавшись вне дома, Хендрикус нервничал и скулил.
— Как его звать? — спросил Джиотти.
— Хендрикус.
— А как звали собаку вашего отца?
— Так же, — ответил Брам, помедлив несколько секунд.
— Хендрикус?
Брам кивнул.
— Что это за имя? Израильское?
— Голландское.
— Оно что-то означает?
— Это имя состоит из двух германских слов: heim — то место, где находится твой дом, и rik, означающий власть. Немецкое имя — Heinrich.
Джиотти кивнул:
— То есть в какой-то степени указывает на дом, который вы купили. Большой дом.
У Брама форменным образом отвалилась челюсть.
— Черт возьми, — сказал он и рассмеялся. Процедура оказалась еще чуднее, чем он ожидал. А собственно, разве он чего-то ожидал?
— Вы хотите сказать, у меня в голове составился ребус? Мне снятся головоломки?
— Вы знали, что означает имя вашей собаки, но не отдавали себе отчета в этом. Пришло время, и головоломка сложилась.
— С вашей помощью.
— Я стараюсь, — заметил Джиотти без малейшего смущения. — Люди в течение тысячелетий чувствовали, что в снах закодирована информация, хранящаяся в подсознании. Библейский Иосиф был толкователем снов. Вернее сказать, он был первым психотерапевтом.
— Мальчиком мой отец жил в небольшом доме. Он назвал пса в честь знаменитого в то время голландского политика.
— Но вам известно значение его имени. Вполне возможно, что, если бы пса звали, к примеру, Паул, он не появился бы в вашем сне.
— Паул, Паулус, тихий, беззащитный, — пробормотал Брам.
Джиотти кивнул:
— Давайте-ка вернемся к началу сна. Они все начинаются по-разному, не так ли? А потом выходят на один и тот же сюжет?
— Да.
— Сон, который вы описали, начинался с вашего отца. Другие сны тоже начинаются с него?
— Нет.
Брам попытался восстановить в памяти картинки, с которых начинались его сны. В одном он шел по Амстердаму, вдоль Золотой излучины Хееренграхта,[27]мимо роскошных домов, выстроенных купцами, приобретшими в семнадцатом и восемнадцатом веках колоссальные состояния на торговле специями, слоновой костью, шелком, китайским фарфором и рабами из Африки. К затейливо украшенной входной двери одного из домов вели ступени. Он заглянул в забранное решеткой окно. И увидел собаку. Толкнул дверь, она легко открылась. Собака побежала в глубь здания, и Брам последовал за ней.
— Я могу привести пример, — сказал Брам и описал прогулку вдоль канала, огромный дом, решетки на окнах.
Когда он закончил, Джиотти спросил:
— Все эти компоненты, они знакомы вам?
— Да.
— Вы сами там когда-то гуляли?
— Да, много раз. Когда учился в школе…
Он испуганно посмотрел на Джиотти. Но терапевт молчал, невозмутимо глядя на него, и Брам понял, что многолетняя практика научила Джиотти сдерживать эмоции.
— Когда мне было восемнадцать, я должен был написать работу к выпускному экзамену. О Второй мировой войне. Для этого пришлось несколько месяцев ходить в архив Государственного института, где хранятся документы, связанные с войной. Этот институт и есть дом из моего сна.
— И собака сидит внутри?
— Да, собака сидит внутри.
— А как собака связана с институтом?
— Непосредственно, — пробормотал Брам.