Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Столько вам из-за меня треволнений, — сказал я.
— У нас тут сволочи полно. А на вид, бывает, и не скажешь, так что ты давай поосторожней, ладно?
Очевидно, она всё ещё считала, что меня избил местный хулиган. Но удивило меня другое. Ведь марля и тесёмки, которыми её закрепляют — все на один лад, и хорошенько не приглядевшись, разницу между ними не увидишь. Но от тётушки не ускользали даже такие мелочи.
Я шёл обратно по людной торговой улице, когда стеклянная дверь одного дома резко распахнулась, и на улицу вышли двое или трое угольков. Вскоре дверь снова отворилась, из дома вышла Ая, догнала их и пошла вместе с ними. Они шли в одном со мной направлении. И я вдруг понял, что знаю одного из этой троицы — он пришёл ко мне однажды и назвался её братом. В компании он был главарём — такое видишь сразу. Выслеживать их я не собирался и, чтобы не вызывать подозрений, остановился и принялся разглядывать стоящую на витрине куклу — нечто вроде лошади-оборотня. Уголком глаза я увидел, как четверо вошли в кафе. И больше ничего.
Я двинулся дальше. Но почему-то никак не мог забыть о них. Ощущение было такое, словно вдруг встретил змею — долго после этого мучает ощущение безысходности, обречённости этой твари.
Я решил столкнуть себя в пропасть. Или, если без выспренности, решил сам стать приманкой и поглядеть, как поведут себя окружающие. Мне безумно хотелось сделать что-то, неважно что. Выставить себя на всеобщее обозрение. В обеденный перерыв я дошёл до той телефонной будки перед станцией и принялся перелистывать страницы телефонной книги, как бы делая вид, что ищу номер. Сунул монетку, набрал наобум номер и услышал в трубке молодой женский голос.
— А, здрассьте, это вам мумия звонит, мумия древнего мальчика.
— Чего?
— Мумия древнего мальчика вам звонит, здрассьте.
— Мам! Тут ненормальный какой-то звонит!
На том конце повесили трубку. Ну вот вам, получайте! — подумал я. Но стоило мне выйти из будки, как я возненавидел себя всей душой. Я — ненормальный… Знойные лучи июньского солнца липли клейкой плёнкой к лицу.
Пришла тётушка Сэйко. Взглянула на меня и сказала:
— Ишь, опух-то как! И чего у тебя не проходит-то никак…
Я судорожно приготовился к допросу. Но она, не сказав больше ни слова, достала из сумочки исписанный карандашом листок бумаги и принялась разглядывать его. Я украдкой взглянул на него. Увидел что-то вроде таблицы случайных чисел неизвестного предназначения. Спустя некоторое время тётушка достала блокнот и стала писать в нём что-то тупым карандашом. Затем спрятала всё в сумку.
— Что ж ты не ходишь-то никуда, а, Икусима? Ни на скачки, ни на гребные гонки… Какие ж у тебя радости-то в жизни, а?
— А мне особых радостей и не надо.
— Не надо? — переспросила она. И замолчала. Жилы на висках вздулись, налившись синевой. Сочла ли она мои слова насмешкой? Так или иначе, не сказав больше ничего, она подымила, как всегда, сигаретой и ушла. Я недоумевал, отчего она достала передо мной таблицу и записную книжку, поскольку раньше ничего подобного она при мне не делала. Значило ли это, что я стал для неё «своим»? Или она почему-то решила показать мне свою слабую сторону? И отчего у неё вздулись жилы на висках?
На следующее утро Сай пришёл, ушёл, и немедленно после его ухода в комнату вошёл человек, который в тот день в конце мая стоял в переулке рядом с домом, сунув руку в карман.
— Здрассьте, здрассьте, Сода меня зовут, вы тут разок меня здорово выручили, помните? Спасибо вам, вот спасибо…
— Здравствуйте, — сказал я.
— Извиняюсь, что вот так спозаранку к вам заявился.
Слова были местные, но выговаривал он их иначе, как говорят где-то на северо-востоке. Его рука оставалась в кармане, как и в тот раз.
— У вас ко мне какое-то дело?
— Дельце-то есть, это уж точно, да как-то и сказать, знаете, неудобно… Тётушка Кисида меня столько раз выручала — не перечесть. Ну, в общем, так. Вы… вы, это самое, когда по телефону позвонить надо, вы не из той будки перед станцией, а откуда-нибудь ещё звоните, ладно?
Впервые он взглянул мне прямо в глаза.
— Вы уж, это, не серчайте, да и вообще глупо как-то ради такой ерунды вас беспокоить. Но вы поймите, что с тех пор на вас смотрят, понимаете? Много всякого народу смотрит.
Он пригвоздил меня взглядом. Он знал, что звонил я только для виду — я прочитал это в его глазах.
— Послушайте… — начал было я, но запнулся. — Хотя, ладно, будь по-вашему. До свиданья.
— Договорились? Вот спасибо, право слово, спасибо. Другой бы обиделся, а вы сразу всё в толк…
Мужчина, прищурившись, окинул взглядом мою комнату. Затем сказал:
— Ну, приятного вам денёчка.
И ушёл. Я покрылся холодной испариной.
Таким образом, стало ясно, что за мной постоянно следят дружки этого человека по имени Сода, который вечно держал руку в кармане. Приход его вряд ли был продиктован заботой о моей безопасности — наверняка мне просто давали понять, что, мол, «лучше тебе, приятель, перед глазами не маячить». Но, насколько я понял, пока я сижу тихо и не высовываюсь, трогать меня тоже не станут. С другой стороны, он, казалось бы, намекал на то, что следят за мной не только его приятели, но и люди из соперничающей группировки. Но в таком случае на меня могут напасть в любую минуту…
Мог ли я считать, что таким образом сбросил себя в пропасть? Сомнительно. Но факт, что только благодаря приходу этого Сода я узнал фамилию тётушки Сэйко, и ещё — он безжалостно объяснил мне, что в этом городе я — никто.
Вечером пришёл Сай — как всегда, с таким видом, будто ровным счётом ничего не происходит. Была ли то апатия? Или просто грубость? Как бы там ни было, времени привыкнуть к этой его манере у меня было достаточно, но на этот раз его приход вызвал у меня раздражение. Тем не менее, я изобразил на лице невозмутимое выражение и протянул ему мешок с мясом — как обычно.
Ближе к ночи вдруг полил дождь. Бог Грома рокотал, в ярости мечась среди огромных капель, молниями раскалывая и небо и землю. Вдруг, стараясь перекричать шум дождя, в соседнюю комнату вбежали мужчина и женщина. Некоторое время слышалась возня, приглушённая ругань, затем всё стихло. Очевидно, они совокуплялись. Но дождь заглушил все звуки, и впервые мне не удалось расслышать ровным счётом ничего. Это распалило моё воображение, и я в малейших деталях нарисовал себе исполненную великолепия сцену совокупления в этой грязной конуре. Рокот Бога Грома, трепещущее стекло в окне и сплетённые воедино тела мужчины и женщины…
После прихода парня, который вечно держал руку в кармане, я, естественно, стал держаться настороже каждый раз, когда выходил на улицу. После моего приезда в Ама я воспользовался телефоном-автоматом трижды: раз — чтобы позвонить в «Игая», другой — чтобы предупредить о моём приезде Харада, приятеля в Киото, и третий — для того бутафорского звонка. Я подумал было назло им всем отправиться в какую-нибудь другую будку и полистать там телефонную книгу. Но решил, что лучше не стоит: малейшая оплошность, и добром дело не кончится.