смотреть, как какой-нибудь разодетый в пух и прах господин неожиданно останавливался и приветствовал своего знакомого: он становился чуть левее персоны, которую хотел почтить приветствием, волнистым и широким жестом снимал с себя шляпу, одновременно смешно скрёб ногой о землю, сгибался в изящном поклоне, а шляпой касался земли и делал «подметающие» движения. (Гришка, когда пойдёт на приём в королевский дворец, обратит внимание на то, что точно таким же образом шведы приветствовали портрет короля).

– Глянь, глянь, – засмеялся Гришка, дёргая за рукав своего русского переводчика, – прямо как петух на навозной куче!

– Точно, – заржал переводчик, – истинный Бог, петух!

Сопровождавший их Баркхусен назидательно сдвинул брови, но ничего не сказал. Когда зашла речь о том, в какие деньги обходились аристократам богатые наряды, Баркхусен рассказал им, что во время войны мародёрство в шведской, да и в других европейских армиях, было распространено не только среди солдат, но и среди офицеров. Последние снимали с убитых и пленных врагов дорогие принадлежности туалета, предметы одежды и обувь, отмывали их при необходимости от крови и носили потом без всякого зазрения совести. Котошихин хотел было сказать, что это не по-христиански, но промолчал.

Простой люд был одет бедно, но чисто. Баркхусен и тут сподобился объяснить, что обычные небогатые горожане покупали на блошиных рынках ношеную одежду и обувь, ибо новое платье или башмаки были для них недоступны. Хозяйка дома перешивала и перелатывала свою одежду и одежду членов семьи до тех пор, пока она от ветхости не расползалась на части. Поэтому разница между простолюдином и дворянином сразу бросалась в глаза.

Баркхусен завёл разговор о том, как было устроено шведское государство. Он рассказал о том, что король правит в совете с правительством – Государственным советом и что по важным вопросам он собирает риксдаг и запрашивает мнение представителей четырёх сословий: дворян, духовенства, купцов и ремесленников и крестьян.

– Это что же – король советуется с подлыми людишками? – удивился Котошихин.

– Да, – подтвердил Баркхусен, – только они у нас называются иначе.

– Чудные дела твои, Господи! – воскликнул царский гонец. – А у нас цари советуются только с боярами, и только раз или два созвали в Москву лучших людей государства на Земский собор.

Баркхусен заинтересовался этим и стал подробно расспрашивать, как часто созывались Земские соборы, какие вопросы обсуждал с ним царь и в какой степени он прислушивается к мнению выборных представителей народа. Гришка в силу мер и своих скудных знаний давал пояснения.

Город располагался на острове, и, пройдя из конца в конец по Большой Новой улице, спутники вновь вышли к Слюссену, к перемычке, соединяющей Город с южным предместьем – Сёдермальмом. В этом месте южная протока Мэларена перекрывалась системой шлюзов, подпруживающих Мэларен и открывавшихся по четыре раза в день: в 6 и 9 часов утра, в полдень и в три часа пополудни. Гришка со своим спутником как раз застали один из этих моментов, и стоя на мосту, смотрели, как из-под ног вырывается поток воды и вливается в бездонное Солёное море.

Дорога пошла в гору. Поднявшись повыше, Котошихин оглянулся назад и увидел перед собою всю Стекольню.

– Прямо как у нас на Воробьёвых горах, – заметил он, стоя на краю высокого берега. – Истинно говорю – Воробьёвы горы!

Сёдермальм был погружён в естественную идиллическую атмосферу. Дворы и огороды, утопавшие в зелени, хибарки, кружечные дворы и питейные заведения, ветряные мельницы, кирхи посреди тихих кладбищ, убогие торговые и ремесленные лавки составляли его облик. Многое, очень многое напоминало здесь московские слободы.

Население Сёдермальма всегда славилось своим строптивым, несговорчивым характером и скандальным поведением. Почти в каждом доме гнали самогон, на каждом углу стояло питейное заведение или притон с наглыми финскими девками. Здесь жили, работали и умирали рыбаки, зеленщики, табачники, текстильщики, моряки, мелкие торговцы и чиновники и в больших количествах – воры, бандиты, грабители, контрабандисты и прочий деклассированный люд. Здесь жили бедно, весело и беспечно. Богатые семьи осваивали эту слободу с большой неохотой. В этом районе русские купцы облюбовали себе место для подворья.

Из Сёдермальма вели дороги на юг страны, но самый короткий путь вёл в Блокюллу, до места шабаша ведьм. Тот, кто побывал в Швеции в эти годы, мог стать свидетелем странного массового поверья, охватившего все слои населения страны. Блокюлла была везде: достаточно было отойти полсотни шагов со своего огорода, взобраться на ближайший холм, выйти за городскую стену или углубиться в рощу, помазать себя мазью с рога Дьявола, сесть на метлу – и ты мигом оказывался на празднике ведьм!

Блокюлла – это место, где каждый чувствовал себя как дома. Блокюлла – это предел мечтаний каждого крестьянина и простого шведа. Там, в сверкании праздничных огней, в обстановке всеобщего веселья и в красивой одежде, в окружении многочисленных слуг можно было есть и пить до отвала, танцевать до упадка, играть в карты до последнего эре, петь, врать и спать с женщинами, покуда хватит сил. На этом шабаше идут драки за ближайшее к Сатане место за столом – чем ближе к нему ты сидишь, тем тебе больше почёта. Сатана – чёрный, как мавр, господин с седой головой и в белом одеянии – стоит поодаль и с мрачной усмешкой наблюдает за всем происходящим.

Самое весёлое заключается в том, что на шабаше всё происходит шиворот-навыворот, кверху ногами или задом наперёд. Гости сидят задом к столу, рот у них находится на затылке, танцоры танцуют, прижавшись друг к другу спинами. Подарки, которые раздаёт Сатана на празднике – золотые дукаты, цепи, серебряные кубки, парчовые одежды, – всё по возвращении утром домой рассыпается в прах, исчезает и проваливается сквозь землю. Женщины, зачавшие детей на шабаше, рождают потом лягушек, черепах или змей.

Блокюлла не была адом, Преисподняя находилась как раз под ней, и пламя, на котором поджаривались грешники, пробивалось на шабаш сквозь железные решётки пола. Блокюлла – это мечта о прекрасном и порочном мире, мучившая горничных в богатых домах, бездомных бродяг, замерзающих в чистом поле, изуродованных на войне спившихся солдат и ремесленников, мечтающих стать богатыми купцами.

Блокюлла стала ужасной реальностью для приходских пасторов, правительственных чиновников и находкой для истерической приходской паствы. Старые народные предания переосмысливались и превращались в деяния Дьявола. Крестьяне, которые сами излечивали своих коров и овец подсобными средствами, подозревались в преступной связи с Дьяволом. Дети добровольно приходили к властям и рассказывали, как их родители водили их по ночам на праздник ведьм. Совращение детей было самым страшным преступлением и каралось смертью. В Швеции наступали самые мрачные времена охоты за ведьмами.

Лютеранские слуги Христа проповедовали с трибун строгость нравов и жёсткую церковную дисциплину. Слабым и сомневающимся в вере церковь грозила страшными наказаниями. Но чем больше церковь закручивали гайки, тем развязней и неутомимей становился Сатана. Его последователи не уменьшались, а, наоборот, с каждым днём прибывали и множились. Ну, а там, где церковь становится бессильной, в дело вступает меч. Население на местах давно и настоятельно просило власти ужесточить меры против злодеев.

Правительство, идя навстречу пожеланиям трудящегося населения, решило повсеместно учредить комиссии по расследованию деяний колдунов и чародеев. И комиссии заработали на полную катушку, дело сдвинулось, процесс пошёл. В год шведская инквизиция осуждала на смерть до ста двадцати «слуг и пособников Сатаны». Дети доносили на родителей, а родители – на детей. На этих же комиссиях находили завершение старые споры о земле – тот, кто донёс первым, выигрывал спор, а проигравший оказывался слугой Дьявола и шёл на костёр. Хитрые мужья избавлялись от надоевших им жён, а наследники торопились побыстрее вступить в наследство и делали доносы на своих бабушек, дедушек и тётушек.

Инквизиционная истерия на многие годы захватила королевство свеев.

Безмятежное настроение Котошихина и его спутника быстро улетучилось, как только они вступили на главную улицу Сёдермальма. Сначала на них напала стайка грязных маленьких оборвышей, которые с диким криком выскочили из подворотни, окружили и стали избивать палками. Их спас какой-то солдат, возвращавшийся из города домой. Он выстрелил в воздух из своего мушкета, и несовершеннолетняя банда тут же исчезла. Когда солдат узнал от Баркхусена, что спасённые – русские, он плюнул им в лицо и заругался.

– Что он говорил? – поинтересовался