Совсем недавно ты, Танечка, жаловалась на скучную жизнь и отсутствие приключений. Вот тебе, пожалуйста, тут как тут увлекательная поездка!

Сердце бешено колотится, но так бывает: нехорошее предчувствие. Наверное, никаких существенных результатов встреча с мадемуазель Королевой не принесет. «Пусть ваши планы соответствуют вашим возможностям».

Может, не ехать, остаться дома?

Чушь, чепуха! Хватит раздумывать; одеваться — и вперед. Сумку не забыть!

Удачи!

…Весна, господа. Настоящая, яркая, не запыленная еще, свежая весна. Простор. Поля. Посмотрите направо, дорогие мои, — зелень, зелень… Озимые, наверное. А ветер — вы чувствуете, какой ветер? Аромат влажной земли, прохлада озера — вон того, дальнего, серо-синего… Да откройте же окно, господа! Неужели вам неприятен запах ветра?

Ах, вам неприятен сам ветер! А на запахи, говорите, наплевать? Фу, как грубо. Никакие вы не «господа», а самые что ни на есть заурядные «товарищи»…

…В автобусе душно. Удивительно: апрель месяц — и такая духота. Что же будет летом?

А вы боитесь простуды. Эх, товарищи, товарищи!

…Плохо мне, граждане. Душа не на месте. Скверно, скверно. Вот вы — дяденька, я к вам обращаюсь; вы, вы, толстенький, лысенький; плешь вам супруга проела? — вы небось на дачу отдыхать едете. А я — работать. И не к себе на дачу — у меня ее нет и не будет, — а к «известному бизнесмену». Но ежели его возлюбленной доченьки в сем месте не окажется, я мольке… ух что сделаю! Да она-то здесь при чем?

…Ну и ухабы! Заасфальтировать, что ли, некому? Вот ведь народ пошел!

…Слава тебе, господи, осталось трястись минут пятнадцать, не больше. Скоро приедем.

Там чужие слова,

Там дурная молва,

Там ненужные встречи случаются…

Нужные, безусловно, нужные — но тревожные. Нехорошо мне чевой-то, товарищи.

…Там сгорела, пожухла трава,

И следы не читаются…

…Что — не загружать? Ах, вас не «загружать»! Скажите, какие мы нежные. Не трогайте их, видите ли. Я до вас хотя бы пальцем дотронулась? Морально, говорите, истязаю? Ничего, потерпите, не физически же.

Боже, какой маразм! Одно утешает — вслух еще не рассуждаю!

…Раз, два — взяли… себя в руки. Не паникуй. Все будет хорошо.

…Как-то примет меня Ксения?.. Если она вообще там, на даче, а не где-нибудь в другом месте.

…Ворота. Чугунные; красивые, резные. Где-то должна быть кнопочка. Ага, нашла. Створки бесшумно отворились, впуская меня, и столь же бесшумно закрылись за моей спиной.

Что-то здесь не так. Получается, входи кто только пожелает…

Ой, мама! Прямо на меня по дорожке от дома несется огромный дог; если в горло не вцепится, то уж свалит — как пить дать. Спокойно, не психовать! Медленно опустились на одно колено… Вычитала где-то, что в подобной ситуации важно быть одного роста с собакой; зачем — некогда вспоминать. Так… Теперь смотреть прямо в глаза этому зверю… Замереть!

Я тебя не боюсь, слышишь, бестия?

— Хороший пес, хороший…

А у самой все поджилки трясутся. Кто знает, чему обучали сию страхолюдину.

— Умная собака… Ну, куда мчишься; ты же меня задавишь… Славный песик…

Кажется, подобной наглости дог не ожидал. Не добежав до меня метров пять, сел.

— Вот и замечательно, вот и молодец, мальчик (а может, девочка?). Так и сиди.

Молчит. Наверное, из солидарности с воротами.

Я пошевелилась. Ни звука.

— Что же нам теперь делать? Мне нужна твоя хозяйка, понимаешь, ты, глупое животное, хо-зяй-ка!

Кажется, он обиделся: угрожающе зарычал. Правда, с места не двинулся. И на том спасибо.

— Хорошо, хорошо, извини. Ты умное животное. Конечно же, умное. Ну, дай мне встать.

Люди, есть здесь кто-нибудь?! Я что, так и буду стоять на коленях перед этой тварью?

— Послушай, зверь, ты ведешь себя не по-джентльменски.

Безусловно… особенно если эта «животинка» — «леди».

— Иди на место. Ты понимаешь команды? На место!

— Риф, ко мне! — услышала я голос Ксении и вздохнула с облегчением — Риф!

Огромный пес встал и послушно направился в сторону веранды — с достоинством, неторопливо.

Я получила возможность подняться с колена. Фу, даже ноги сковало от напряжения! Подняла сумку; прихрамывая, доплелась до веранды.

Королевская любимица стоит на верхней ступеньке. Рядом с ней величественно восседает гордый страж — черное страшилище.

— Мое почтение, — Ксения поклонилась (вот стервоза!). — Чем обязаны? Откуда такая честь на нашу голову?

— Из города. Может быть, вы все-таки впустите меня в дом?

— Прошу вас, — девица широким жестом указала на дверь. — В вашем распоряжении — лучшие комнаты.

— Благодарю. Не будете ли вы так любезны проводить меня до ближайшего кресла?

Учтивость великодушной особы «простерлась» чуть дальше моей просьбы: меня напоили кофе. И даже любезно предложили сигаретку.

— Итак, что вам угодно? — насмешливо спросила Ксения, убирая поднос с пустыми чашками. — Ведь вы проделали такой долгий путь, наверное, не для того — или не только для того, — чтобы пообщаться с Рифом.

Услышав кличку, дог немедленно появился на пороге. И так же быстро был отправлен хозяйкой «на место».

— Ну-с, — Королева уютно устроилась в соседнем кресле. — Я вас слушаю.

Похоже, я тем временем пришла в себя. Ко мне вернулись прежняя злость и прежний задор.

— Нет, дорогая моя, это я вас слушаю. Какого черта — простите за выражение — вы морочите мне голову? Пользуетесь тем, что у меня нет оснований предъявить вам обвинение в убийстве? Ошибаетесь, девушка, основания есть.

Блеф. А, была — не была! Играть так играть!

— Отпираться бессмысленно!

Надо же, как заговорила. Какие слова, оказывается, знаю!

— Тринадцатого вечером вас видели выходящей… точнее, выбегающей из квартиры Баргомистровых. Заметьте: видели как раз в то время, когда произошло убийство. Через несколько минут после вашего ухода вернулась домой Маргарита Вадимовна (ну ты и врать, Татьяна) — и обнаружила труп мужа в луже крови.

Ой, какие страсти!

Ксения побледнела. Не молчи сейчас, Танечка, только не молчи!

— Может быть, мне рассказать вам, что произошло в тот злополучный вечер? Виктор был вашим любовником — так ведь? И что же мы, дорогая моя девочка, изображаем собаку на сене: если не мне, то и никому? Тринадцатого числа между вами и мужем вашей сестры произошла крупная ссора — соседи слышали шум и даже различали отдельные выкрики.