Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Переговорное? А микрофон где? Наушник? Как вызывать с него?
— Всё было, — качнул головой монах: — В бою потеряли.
— Потеряли? В бою?
Не удостаивая его ответом, брат прикрыл глаза.
— Не хорошо, святой отец, ложью душу свою пачкать, — покачал головой Люциус: — Или ты, — подойдя к монаху он схватил его за складку рясы на груди: — В глаза смотри! Или душа твоя и так уже проклята? И ещё один грех не важен — место в геенне огненной под тебя уже забронировано, а? Молчишь? Сюда смотри! Ну?! Смотри!
Сорвав ткань, Сэм обнажил взорам присутствовавших весьма неприглядную картину.
На подносе, на боку, оскалив в недоброй усмешке рот и широко открыв глаза, лежала человеческая голова, на макушке которой всё ещё просматривалась порядком запроса, но всё ещё различия тонзура.
Голов, если быть точным было две, правда второй монах, чья главная часть тела сейчас лежала на подносе, был не только абсолютно лыс, но, и весьма невезуч — потеряв голову и, как следствие, жизнь, он не остановился на достигнутом — на подносе, демонстрируя мастерство хирурга, лежала только половина головы. Скальпель в руке врача разрезал её вертикально, по линии носа, отчего лежащая вскрытой частью своего содержимого голова сейчас более всего походила на учебное пособие из медицинской академии, где ей, в окружении подобных наглядных пособий и было бы самое место.
— Брат Павел, — ахнул стоявший посреди своих товарищей монах, по чьей рясе проходила широкая зелёная кайма, разукрашенная вдобавок, тонкими серебристым полосочками с небольшими кружочками того — же цвета на концах. Этот брат, в отличии от остальных двух и был основной целью Сэма, сразу приметившего резко контрастирующее, техногенное оформление его рясы.
— Значит его звали Пётр, да? — подхватив, безо всякого почтения, голову за нижнюю челюсть, он поднес её сначала к первому монахи, а затем и ко второму: — Пётр? Ну что же… У меня плохие новости как для вас, так и для отца Петра, впрочем, он уже, а в этом я не сомневаюсь, тестирует новую сковородку в аду. Так вот, святой отец… Отец, — вернув голову к лицу первого Сэм вздохнул: — Не знаю я имени твоего, да и, говоря по-честному, и знать не хочу — нет у меня, человека верующего, — переложив голову в левую руку, он быстро совершил знак Веры над сердцем: — Нет у меня желания поганить слух свой твоим проклятым именем.
Увидев, что техногенщик, а Сэм так, для себя, обозначил монаха с зелёной каймой, приоткрыл рот, желая что-то сказать, он проворно заткнуть ему рот ладонью: — Молчи, проклятый Богом! Молчи! Один звук и клянусь — за борт выкину, — подтверждая свою угрозу, Сэм кивнул на люк аварийного шлюза, находившиеся на противоположной переборке, прямо напротив пленников.
Убедившись, что его слова дошли до затуманенного страхом сознания монаха — техно-брат был молод, хотел жить — его тело сотрясала крупная дрожь, Сэм, поставив в уме жирную галочку, повернулся к первому.
— Сюда смотри, — помогая себе второй рукой, он повернул голову макушкой к монаху так, что стали видны провода, уходящие вглубь черепа: — Что это по-твоему?
— Я же сказал, — мотнув головой, упрямо повторил пленник: — Переговорное, импланты у нас.
— Импланты, говоришь?
— Да. — Кивнул монах: — Такие же как зубы, или протезы. Святая Церковь не запрещаем чадам своим лечиться.
— Зубы, значит? Лечиться, да? — положив голову на поднос, Сэм приподнял за нос половинку черепа, демонстрируя его внутреннее содержимое: — Скажи мне, святой отец, а давно ли Святая Церковь разрешила размещение печатных плат в головах своих слуг? — Свободной рукой он указал на торчавший из внутренней поверхности затылочной кости кусок пластика: — Серебренными болтиками прикрутили, — покачал головой он: — Щедра, мать ваша, церковь святая, о здоровье, чад своих, заботится. О телесном — наплевав на души ваши, бессмертные. — Отпустив кусок головы, он упал на поднос с глухим стуком, Люциус поднял лежавший рядом с ним небольшой кусочек пластика, чья уже знакомая зеленоватая поверхность была испачкана запёкшейся кровью: — А это что? А, брат?
— Не знаю, — равнодушно пожал плечами тот, отворачиваясь и избегая смотреть на пластинку, в отличии от техно-брата, который прямо-таки впился взором в кусок электроники, что не осталось незамеченным Сэмом.
— Не знаешь? А я тебе скажу. Это, — Сэм поднёс пластинку поочерёдно к лицам обоих братьев: — Это печатная плата. А вот это, — кинув её на поднос, он поднял другую — ту самую, что Михаил вытащил из Судьи: — А вот это — другая плата. Мы её из того механического монстра вытащили, который напал на нас в вашем монастыре. Ну? — отступив на шаг, он обвёл глазами всю троицу: — Молчите? Так я скажу — это богомерзкая и проклятая вовеки электроника. Да-да, она самая. И, что хуже для вас, предателей веры, все эти гадости имели контакт с живой плотью!
— Мы веру, — подал голос третий из монахов, молчавший всё это время, по краям рясы которого тянулся тонкий белый кантик: — Веру не предавали! В отличии от тебя, вор! Ты, посягнул на святую обитель и душа твоя, в отличии от наших, будет проклята, и гореть тебе…
— Свою судьбу я знаю, — перебил его Сэм: — А вот что касаемо вашей — всё зависит от вас.
— Неужто отпустишь? Ты? Нас? — Скривил рот в усмешке всё тот же монах, чья ряса имела полосы синего цвета.
— Отпущу, — серьёзным тоном заверил его Люциус: — Ответите на мои вопросы — будите жить. Нет, — он развёл руками, давая понять, что какой-либо торг невозможен.
— Тогда — казни, — выпрямился, принимая гордую позу синий: — Я готов умереть за Веру. Уверен, — посмотрев на братьев он перевёл взгляд на Сэма: — И братья мои предпочтут краткие телесные муки вечному блаженству.
— Как скажешь, — не стал спорить Сэм, возвращая плату на место и беря в руки самые обычные ножницы: — Знаете, святые отцы, как умерли эти двое, — ткнул он ими на поднос: — Вы все пятеро, когда вас подняли на борт ранены не были. Двоим мы решили снять ваши эти тюбетейки, — показал он на голову первого монаха: — Да вот незадача, первый, — металл ножниц неприятно лязгнул о кость половинки черепа: — С его мы шапочку просто сняли, оторвав провода, так вот — он в судорогах бился минут двадцать, прежде чем не того. Второму, — ножницы указали на целую голову: — Ему мы проводки один за одним, поочерёдно резали. И знаете, что интересно? Эти проводки… Хотя нет. Как говорится — лучше один раз увидеть. Этого, — указал он стоявшим поодаль десантникам на монаха с синей каймой: — Сюда. На колени.
Дождавшись, когда охрана разместит пленника перед двумя его собратьями, он, пощёлкав ножницами, наклонился над ним: — Ты говорил, что готов умереть за Веру? — И, не дожидаясь его ответа, продолжил: — Сейчас у тебя будет такой шанс.
— Предаю я тело и душу мою, и всего себя в руки Твои. Да пребудет… — начал молиться монах, но Сэм, коротким тычком заставил его замолкнуть и, повернувшись к десантникам, поинтересовался, подпустив в голос озабоченности: — Пакет захватили?
Один из бойцов кивнул, демонстрируя в ответ большой пластиковый пакет.