Даже после стольких лет от этих воспоминаний на душе сделалось горько и тоскливо. Осматривание старых ран для нее никогда ничем хорошим не кончалось. Говорят, не следует в себе все сдерживать, но Джуд никому не могла этого поведать. Люди сразу начинают делать скоропалительные выводы, выносить осуждения. Лучше уж держать все при себе. И тогда, в середине восьмидесятых, она слишком уж доверилась Уиллу – теперь Джуд это сознавала. Она дала ему понять, как отчаянно пыталась удержать его. Ради него она согласилась на все: сменить одежду, прическу, подружек – всё. Она даже послушалась его совета выпихнуть Эмму «прочь из гнезда», когда та сделалась чересчур невыносимой.

А ведь в его устах это звучало заботой и внушало доверие: «Такая жесткая любовь будет только ей на пользу, Джуд. Вот увидишь. Это как раз то, что ей и надо».

И она так и сделала. Сказала своему ребенку, что он должен уйти. Даже помогла дочери собрать вещи. И закрыла за ней дверь.

А когда рядом не стало Эммы, Джуд всю свою энергию направила на Уилла, всячески ублажая его и стараясь предвосхитить любое его желание. Поначалу ему это очень льстило. Ему нравилось каждый вечер видеть на столе какое-нибудь любимое блюдо, нравилось то сексапильное нижнее белье, что она покупала, дабы ему угодить, нравились ее звонки на работу – «просто сказать, как я тебя люблю».

Однако со временем Уилл стал воспринимать это как назойливость.

– А назойливости мужики не любят, – сказала себе Джуд, прибирая после завтрака со стола. – Их, мол, от этого дико воротит.

Именно так сказал Уилл в тот день, когда от нее ушел.

Среда, 28 марта 2012 года

Кейт

Прибыв утром на работу, Кейт уже на выходе из лифта чувствовала себя так, будто отпахала целый день. Отвратительное настроение, прочно овладевшее ею спозаранку, наверняка читалось и в угрюмом взгляде, и в прочертивших лоб морщинках, однако Джо Джексон явно еще не научился в подобном разбираться.

– Приветствую, Кейт! Ну, как нынче дела? – защебетал он, как болтливый попугайчик.

Кейт одарила его тяжелым взглядом – точно ротвейлер в момент последних колебаний – и, кинув на стол сумку, в которой нехорошо бумкнул ноутбук, отправилась в дамскую комнату, чтобы хоть немного побыть сама с собой.

Стив сегодня на полчаса раньше обычного принес ей в постель чай и застыл над Кейт, дожидаясь, пока она полностью очнется от сна.

– Уж извини, что сегодня так рано, милая, но в восемь мне уже выходить на работу – у меня с утра обход. А внизу уже ждет Джейк, – добавил он с упредительной ноткой в голосе. Они оба понимали, что в их жизни грядут беспокойства.

Накануне вечером, посреди учебного семестра, неожиданно приехал Джейк, их старший сын. Было слишком поздно о чем-то толковать – Стив, порядком вымотавшийся после приема раковых больных, уже лежал в кровати, а Кейт совсем не улыбалось в одиночку разбираться с очередными проблемами Джейка. А потому она просто приготовила сыну постель, обещав обо всем поговорить утром. И, судя по всему, этот момент как раз настал.

Кейт кое-как выбралась из спальни, и не успела она усесться в кухне за столом, как Джейк объявил, что бросает учиться на юриста и отправляется путешествовать.

Впрочем, «объявил», наверно, все же сильно сказано. На самом деле он в своей обычной раздражающей манере обронил это как бы между прочим, осторожно пошевеливая в кастрюльке с кипящей водой пару яиц без скорлупы. Судя по школьным отзывам, этому мальчишке все давалось без усилий. Кейт же эту его способность называла «прогибанием перед трудностями».

Стив всегда советовал ей не высказывать это сыну в открытую.

– Это только все усугубит, – говорил он. – Ему просто надо это перерасти.

Однако тот не перерос.

– Когда ему где-то надо потрудиться, попотеть – он просто это бросает, – возмутилась Кейт, когда Джейк уже через три месяца перестал играть на саксофоне, хотя до этого долго умолял его купить. – Он, конечно, очень умный парень, но палец о палец не ударит, чтобы чего-то добиться. Бедняга Фредди из кожи вон лезет, чтобы получить хорошие отметки, и представляю, как он бесится, когда братец просто пролистнет разочек книжку и получит высший балл.

Кейт это тоже изрядно бесило, поскольку сама она была такая же, как Фредди. И она никак не могла понять, откуда у Джейка такое полное отсутствие мотивации к учению. И она, и Стив на работе всегда трудились, всячески пробиваясь вверх, а Джейк просто остановился у самого подножия карьерной лестницы и, глядя наверх, лишь пожимал плечами при мысли куда-то взбираться.

Наконец Стив нарушил молчание, воцарившееся в кухне после того, как сын объявил свою последнюю новость:

– И куда ты намерен отправиться путешествовать?

По-доброму и без эмоций. «В этом весь Стив», – подумала Кейт.

– Ну, я еще толком не решил, – ответил Джейк, расплывшись в своей обаятельной улыбке. – Может быть, в Таиланд.

– А что, нельзя это отложить на «после универа»? – спросила Кейт, когда сын поставил на стол тарелку с едой. – Тебе же всего год до выпуска остался.

– Видишь ли, мам, я не уверен, что занимаюсь своим делом, – ответил Джейк и, перекинув через плечо маленькое чайное полотенце, с аппетитом взялся за завтрак.

– Но ты же всегда так хотел стать юристом, – сказала Кейт, поглубже усаживаясь на стуле. – Что вдруг изменилось?

– Наверное, изменился я сам, – отозвался сын, макая в тягучий желток кусочек хлеба. – Похоже, теперь мне хочется заняться другим.

Кейт со Стивом обменялись взглядами над его склоненной к тарелке головой.

– Все же не стоит, наверное, делать поспешных решений, Джейк, – молвил Стив. – Может, тебе лучше доучиться этот год и тогда еще раз подумать? Дать себе возможность все хорошенько взвесить?

– На самом деле я уже сказал в колледже, что не собираюсь возвращаться, – заявил Джейк. – Они совершенно нормально к этому отнеслись. Так что все уже решено и улажено.

На мгновение застыла напряженная тишина – и кухня взорвалась повышенными голосами (главным образом голосом Кейт, поскольку Джейк в основном терпеливо пережевывал свой завтрак) с мольбами, обвинениями и хлопаньем дверей. В общем, завтрак закончился отвратительным скандалом. Разозленный Стив умчался к себе в больницу, Джейк отправился в постель, а Кейт осталась стоять посреди кухни, кипя и ругаясь.

– Еще нет и восьми, а день уже – сущий кошмар!

Потом она ехала через весь Лондон к своей редакции, скрипя зубами и прокручивая в голове, что потом скажет Джейку, ругая водителей «черных кэбов» и белых фургонов[11], все время норовивших ее «подрезать».