Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стремясь деморализовать осажденных, Кальеха направил им копию акта об амнистии, декретированной 9 ноября 1811 г. кортесами. Но повстанцы не собирались сдаваться. В ночь на 2 мая, бесшумно сняв передовые посты противника, они под покровом темноты незаметно оставили город. Вместе с ними ушло и немало жителей. Испанцы поняли, что произошло, только когда колонна уже переправилась через реку Куаутлу. Начав преследование, они атаковали уходивших с тыла и флангов. Ввиду очевидного численного превосходства роялистов Морелос после непродолжительного боя приказал своим людям рассредоточиться, предварительно назначив место сбора. Сам он при падении с лошади сломал два ребра, но все-таки сумел скрыться.
Патриоты понесли крупные потери, однако еще больше пострадало безоружное гражданское население. На нем Кальеха, упустив Морелоса и его помощников, выместил свою ярость и досаду, причем не щадил ни детей, ни женщин, ни стариков. 4 мая он доносил вице-королю, что дорога на расстоянии 7 лиг (т. е. почти 40 км) от Куаутлы была сплошь покрыта трупами{68}.
Героическая оборона Куаутлы — одна из славных страниц истории войны за независимость. Хотя в конечном счете правительственные войска овладели ее развалинами, Морелосу удалось в течение двух с половиной месяцев сковывать крупные силы врага, а затем уйти у него из-под носа, сохранив основное революционное ядро.
Чрезвычайно высокую оценку полководческому искусству Морелоса, проявленному при защите Куаутлы, дали такие выдающиеся знатоки военного дела, как Наполеон и Веллингтон. Первый из них в этой связи сказал: «Будь Морелос французом, я сделал бы его маршалом». А английский полководец, узнав об обстоятельствах осады Куаутлы, с похвалой отозвался о «мудрости и мужестве генерала, который ее обороняет»{69}. Историк Лукас Аламан заявил по этому поводу, что хотя «победу одержали роялисты, слава несомненно досталась Морелосу»{70}. Репутация же Кальехи как военачальника сильно пострадала. Вскоре после возвращения его «победоносной» армии в Мехико на столичной сцене с большим успехом была поставлена комедия, в которой по ходу действия один из персонажей по окончании сражения преподносил своему начальнику тюрбан, докладывая: «Вот тюрбан мавра, которого я взял в плен!». На вопрос же: «А где сам мавр?», — незадачливый вояка под взрывы хохота зрителей отвечал: «Он, к сожалению, удрал»!»{71}.
Поражение Морелоса и падение Куаутлы укрепили позиции испанцев, которые активизировались и в других районах. В Новой Галисии они в начале апреля разгромили отряд Торреса, причем последний тяжело раненным был взят в плен. Его повезли в Гвадалахару на повозке. В ходе допроса от Торреса требовали назвать имена и указать местонахождение других патриотов, но он хранил молчание. Так и не сумев добиться показаний, его повесили, а затем труп четвертовали и части тела выставили напоказ. Дом Торреса разрушили, а место, где он стоял, посыпали солью.
В Гуанахуато роялисты в течение долгого времени безуспешно вели борьбу с повстанцами, руководимыми Альбино Гарсией. Наконец в начале июня им удалось обманным путем захватить этого партизанского командира и группу бойцов. Большинство пленных было тут же расстреляно, а сам Гарсия и его брат Франсиско казнены через три дня.
В области Миштека испанские войска в апреле 1812 г. осадили Уахуапан, где действовал отряд под предводительством бывшего погонщика — мулата Валерио Трухано.
10 мая они овладели крупным горнопромышленным центром Пачукой, а в конце месяца — Толукой. 11 июня роялисты вступили в Орисабу, незадолго до того занятую патриотами. В тот же период власти раскрыли и ликвидировали антииспанский заговор в Пероте, а несколько ранее — в Веракрусе. Теперь испанское командование решило предпринять наступление на Сультепек, являвшийся штаб-квартирой ситакуарской хунты. 20 июня город был взят, но члены хунты успели покинуть его. В отместку испанцы перебили всех пленных и разрушили пороховую и пушечную мануфактуры.
В борьбе против освободительного движения колониальная администрация применяла не только военные меры, но стремилась также запугать и дезориентировать народ. С этой целью вице-король Венегас обратился 11 мая 1812 г. к населению юга с воззванием, «изобличавшим» Морелоса в том, что тот во время обороны Куаутлы якобы во имя своих личных интересов принес в жертву 11 тыс. человеческих жизней. Мнимой «жестокости» вождя повстанцев Венегас противопоставлял «гуманность» роялистов, которые, заняв Куаутлу, будто бы немедленно принялись лечить больных и кормить голодных. Обещая прощение «бунтовщикам», которые «одумаются», вице-король одновременно сулил щедрую награду за выдачу Морелоса.
Однако этот призыв, видимо, не нашел отклика, и через полтора месяца последовал драконовский приказ от 25 июня о предании тех, кто окажет сопротивление испанским войскам, военно-полевому суду, приговор которого фактически являлся окончательным. При этом предписывалось казнить всех офицеров, духовных лиц и прочих «главарей», а из числа остальных — каждого десятого. Поскольку приказ распространялся и на духовенство, он, по существу, означал полную отмену судебного иммунитета этого сословия. 10 июля епископ Пуэблы издал эдикт о снятии сана, смещении с должностей и отлучении о г церкви десяти «мятежных» священников. Он предупредил, что такая же участь постигнет всех клириков, которые присоединятся к восстанию{72}.
Колонизаторы жестоко расправлялись с борцами за независимость. Хорошо осведомленный современник Уильям Уолтон только в 59 номерах столичных газет за 1811–1812 гг., взятых им на выборку, обнаружил сведения о гибели на поле боя свыше 25 тыс. патриотов, не считая почти 700 человек, казненных за это время по решению суда{73}.
К середине 1812 г. властям удалось в известной мере стабилизировать положение. Однако во второй половине года появились факторы, способствовавшие новому подъему освободительного движения. Они были связаны с событиями в Испании. Для понимания сложившейся ситуации надо вернуться немного назад.
Еще в конце февраля 1811 г. в Кадис приехали депутаты, избранные в самой Новой Испании. Среди них энергией и красноречием выделялся священник Мигель Рамос Ариспе. Вскоре кортесы в соответствии с задачами буржуазной революции и чтобы помешать дальнейшему росту освободительного движения за океаном, приняли декреты об упразднении подушной подати (о чем уже говорилось), феодальных повинностей и привилегий. При рассмотрении проекта конституции некоторые мексиканские представители подвергли резкой критике статью 29, закреплявшую расовую дискриминацию населения африканского происхождения. Выступая на заседании 14 сентября 1811 г., Рамос Ариспе с негодованием заметил, что эта статья «позорна для цивилизованного человечества, противоречит основным положениям конституции… и весьма далека от принципов справедливости…». Аналогичные заявления сделали неделю спустя депутаты от Веракруса и Сакатекаса. 16 января 1812 г. Рамос Ариспе сообщил,