– Мне надо в туалет, – сказала я. Под мышками у меня стало горячо и щекотно. Все пошло наперекосяк.

Туалет был одноместный, на двери, слава богу, цепочка. А то эта дамочка могла бы ворваться вслед за мной в туалет и подождать у кабинки – с нее станется.

Я ополоснула лицо холодной водой, вернулась на цыпочках к двери. Не снимая цепочки, приоткрыла дверь, выглянула в щель.

Дама стояла у прилавка, рядом – мускулистый дядька с бритой головой: наверно, ее муж. Она прижимала к уху телефон, и до меня доносились ее слова:

– Да, мэм. Одна-одинешенька. В ночное время. Да еще и заплаканная. Не знаю, лет двенадцать-тринадцать. Нет, мэм, она мне чего-то наговорила, но я-то вижу, что она врет. Да, мэм. Да, я ее удержу здесь, пока не подъедет наряд.

Сердце у меня застучало. Я заперла дверь, щелкнув замком, прижалась к двери лбом.

– Чертова кукла, – выругалась я шепотом.

Полицейские, как правило, не одобряли наш с Родео образ жизни. Если копы начинали нас расспрашивать, у них сразу рождались подозрения. Им вечно мерещилось, что меня, бедняжку, похитили. Я готова признать, что Родео иногда, совсем чуть-чуть, смахивает на закоренелого преступника, но это только подтверждает правило «Встречают по одежке, а провожают по уму». Иногда полицейские мурыжили нас несколько часов и только потом отпускали; а один раз, в Денвере, потребовалось двое суток, телефонный звонок моей бабушки и телефонные переговоры с шерифом нашего родного города, прежде чем власти поверили, что Родео не похититель детей, и отпустили нас. А теперь я точно не могу терять двое суток – некогда.

Слаш из дикого арбуза, который даже в счастливый день было бы нелегко переварить, обратился в желудке в горькое зелье, которое просилось наружу.

И тут я шарахнулась от двери, потому что в нее тихонько постучали. Это был вообще-то и не стук. Скорее легкая барабанная дробь кончиками пальцев.

Жуть. Дамочка не отступается.

– Занято, – сказала я голосом, который должен был выражать: «Со мной лучше не связываться».

Стук повторился, теперь почти беззвучно. Словно украдкой.

Не похоже, что это стучится дама, которая любит совать нос в чужие дела.

Я повернула ручку, приоткрыла дверь.

И никого не увидела. Пока не опустила глаза.

Передо мной был мальчик, которого я недавно заметила в магазине. Но теперь он сидел под дверью на корточках, глядя на меня снизу вверх большими серьезными карими глазами.

– Хочешь, я помогу тебе с побегом? – спросил он.

– Вообще-то тут… ну-у, туалет, – сказала я шепотом, стараясь не привлекать внимания дамочки.

Мальчик нахмурился. Судя по внешности, латинос. Одет в белую футболку и джинсы. Волосы коротко острижены. С виду – мой ровесник.

– Знаю, – ответил он шепотом. Указал подбородком в сторону прилавка: – Она заложила тебя копам.

– Ага, я слышала.

– Тебе как, помощь нужна?

Я театрально выгнула бровь:

– Только не от них.

– Нет, – сказал мальчик, мотнув головой, – я хочу сказать, из-за них. Тебе надо от них, это самое, сбежать?

И тут я сообразила, что на корточки он сел, чтобы дама не заметила его за полками.

«Сбежать, побег» – звучит жутко драматично.

Но, черт возьми, если дело дрянь…

– Да, – сказала я и тоже села на корточки, чтобы было сподручнее шептаться. – Наверно, надо.

Мальчик кивнул:

– Слушай. В мужском туалете есть окно.

Я только вытаращила глаза.

– Широкое, пролезешь, – пояснил он. – Моя мама сидит в нашей машине на парковке, с краю. Просто скажи ей, что тебя прислал Сальвадор. Через минуту встречаемся у машины.

Я приподняла руку, дотянулась до цепочки на двери, сняла ее, потом приоткрыла дверь совсем немножко, совсем ненадолго – только чтобы выскользнуть и прикрыть ее за собой.

Когда я оказалась на корточках рядом с ним, Сальвадор протянул руку к моему стакану со слашем:

– Но сначала отдай его мне.

– Что-о? Типа берешь плату за помощь? Слашем?

– Нет, – сказал он таким тоном, словно я круглая дура. – Ты за него не заплатила. – Он достал из заднего кармана свой бумажник, показал мне: – Я заплачу. Встречаемся на парковке.

– Ой, правда. Спасибо.

Сальвадор взял у меня стакан, встал, спокойненько пошел к прилавку. Я, передвигаясь на полусогнутых, юркнула в мужской туалет.

И верно, над раковиной было окно – скорее окошко, но пролезть можно. Я, естественно, не собиралась задерживаться в мужском туалете, так что глазеть по сторонам не стала. Залезла на раковину, открыла окно, стараясь не шуметь, протиснулась наружу, повисла на раме на руках, спрыгнула на черный асфальт. По ходу расцарапала себе живот, но если учесть, что из окна мужского туалета я вылезала впервые в жизни, то, наверно, это гимнастическое упражнение получилось у меня довольно неплохо.

В дальнем углу парковки я увидела машину – тот самый драндулет, который приметила раньше. Побежала к ней сквозь полумрак, подскочила к левой передней дверце.

На меня изумленно уставилась женщина. Я лучезарно улыбнулась и сделала ей знак: мол, опустите стекло. Она опустила его на дюйм; я рассудила, что это благоразумная предосторожность, ведь эта женщина только что видела, как я выскользнула из окна туалета.

– Здрасте, – сказала я, чуть запыхавшись. – Сальвадор сказал, чтобы я шла к вам… и… э-э… спряталась в вашей машине. – Мне казалось, что упоминать о полиции было бы сейчас не очень мудро.

Лицо у женщины было доброе, но взгляд неуверенный, и ее вполне можно было понять.

– Спрятаться? В нашей машине?

– Да, – сказала я и снова улыбнулась, еще шире. Показала на заднее сиденье, где громоздились несколько чемоданов и дорожных сумок. – Можно я туда сяду?

Она снова смерила меня взглядом. Отпирать дверцы она вовсе не собиралась. Я не была на нее за это в обиде, ни капельки, но, черт возьми, часики-то тикали.

Я оглянулась через плечо, нервно окинула взглядом автостраду и парковку. Ни назойливой дамы, ни полицейских не видать. Пока.

– Ну пожалуйста! – сказала я. А потом спросила себя: что сделал бы на моем месте Родео с его волшебными глазами и добрейшей душой? И, отделавшись от своей фальшивой улыбки, заглянула женщине в глаза, серьезно и искренне. И увидела за туманом ее растерянности целое море доброты, целое море тепла. Все это я разглядела в ее глазах и, отразив в своих, вернула ей. – Ну пожалуйста…

Ее лицо смягчилось. Совсем немножко:

– Сальвадор что-то натворил?