Что, собственно говоря, и являлось главной неувязкой.

Он не видел в сочинениях мисс Дав ничего интересного, а другие люди явно видели. Каким-то невероятным образом за два месяца ее миссис Бартлби произвела фурор. Неужели он совершенно не разбирается во вкусах читающей публики?

В памяти всплыло ее обвинение, ударившее его точно кнут. «Вы слишком узколобый».

Неужели это правда? Он всегда гордился своей восприимчивостью к новым возможностям. Может, он действительно стал узколобым, не заметив перемен? Он подумал о своих редакторах, об отвергнутых трудах, которые они рекомендовали к печати долгие годы. Сколько еще миссис Бартлби он отправил в корзину для мусора? Этого уже никто никогда не узнает.

Он всегда доверял своему чутью, и оно ни разу не подводило его. Пойми, что люди хотят читать, и снабди их этим в нужное время – вот основа его успеха на ниве издательского дела.

Неужели он потерял способность улавливать потребности рынка? Неужели его чутье задремало? Гарри терзали сомнения в собственных силах – редчайший случай. Неужели лорда Марлоу покинули качества, превратившие его и самого успешного издателя Британии?

Он остановился на углу Гайд-парка, рядом с мальчишкой в кепке, стоявшим посреди стопок газет. Наряду с «Лондон Таймс» и «Соушл газетт» там были и три его издания. Он взял «Газетт», нашел свободную лавку в парке, сел и внимательно прочитал каждое слово статьи миссис Гопории Бартлби «Лондон как он есть».

По завершении он знал все о том, как организовать свадебный прием, но для Гарри так и осталась загадкой необъяснимая популярность Бартлби. С другой стороны, теперь его личное мнение о произведениях мисс Дав никого не интересовало.

Гарри откинулся на спинку и постарался объективно посмотреть на сложившуюся ситуацию. Издательское дело – вещь крайне нестабильная и изменчивая. Он не может позволить себе быть узколобым. Самые доходные предприятия родились волей случая, который он усмотрел и за который вовремя ухватился. Может, сейчас настал именно такой момент? У Гарри появилась замечательная идея, и к нему вернулся природный оптимизм.

Примерно через час Гарри поднялся, понимая, что остался только один вариант. Он встретится с Барринджером и примет выдвинутые графом условия купли-продажи газеты. И сделать это надо прямо сейчас. Если он промедлит, успех мисс Дав обойдется ему еще в пятьдесят тысяч фунтов.

Эмме нравилась ее новая жизнь. Нравилось проводить дни, обходя магазины Лондона в поисках информации, которой можно будет поделиться с читателями. Нравилось проявлять находчивость, изобретать способы по-новому оглянуть на привычные вещи так, чтобы даже самые экономные матроны могли накрыть для своих семей элегантный стол, а самые занятые девушки имели возможность превратить свои квартирки в уютные гнездышки. Ей нравилось писать, нравилось видеть свои произведения в печатном виде. Она любила миссис Бартлби, потому что каждое утро, принимаясь за работу и печатая советы этой вымышленной героини, она снова слышала голос дорогой тетушки Лидии. Как если бы тетушка сидела рядом, помогала, делила с племянницей успех.

А успех был, как это ни удивительно.

Несмотря на постоянные отказы лорда Марлоу, Эмма всегда чувствовала, что ее знания и опыт могут пригодиться другим людям. Но размах популярности и скорость, с которой ее настигла удача, ошеломили Эмму. Не прошло и месяца, как весь город говорил о ней, и когда она попросила прибавки к жалованью, Барринджер не стал скупиться. Эмма прекратила нырять в сбережения и начала безбедно жить на писательские доходы.

Через два месяца она уже получала груды писем, столько, что ответить всем вовремя не представлялось никакой возможности. Иногда она слышала имя миссис Бартлби, стоя в толпе на углу улицы в ожидании омнибуса или где-нибудь в магазине. Эта известность приводила Эмму в восторг, но если полученное письмо или устное высказывание содержали негативный отзыв, она впадала в депрессию и заедала горе горами шоколада.

Однако если не брать во внимание редкие приступы хандры и сопутствующую им раздражительность по поводу критики, Эмма никогда не была так довольна жизнью. Ее нынешнее занятие было куда полезнее, чем ответственность за то, чтобы один-единственный непредсказуемый, беспечный человек вовремя попал на встречу. И определенно куда приятнее, чем покупать за него подарки.

С другой стороны, ее новая работа оказалась нелегкой, Эмме приходилось укладываться в сроки, а это было трудновато. Ее исследования должны отличаться тщательностью и скрупулезностью, а советы – благоразумием. А еще мистер Барринджер требовал сохранять секретность по поводу личности миссис Бартлби, что давалось особенно тяжело, ведь Эмма была по природе девушкой честной. Однако, как справедливо отметил Барринджер, таинственность подхлестывала интерес публики и способствовала успеху. И что гораздо важнее, она давала советы от лица матроны, а доверие к ней как к незамужней женщине резко пошатнулось бы. В конце концов, кому нужны поучения старой девы? Именно поэтому Эмма в свое время взяла псевдоним.

Она смирилась с необходимостью держаться в тени, но не понимала, как это сделать. Марлоу знал правду и мог в любой момент открыть ее, но когда она поделилась своими опасениями с Барринджером, тот как-то странно усмехнулся и заверил, что Марлоу – последний человек на земле, который выдаст ее тайну.

Уверенность графа озадачила Эмму, но она согласилась хранить молчание, и вскоре все ее знакомые пришли к выводу, что мисс Дав ушла от Марлоу и теперь работает секретарем знаменитой миссис Бартлби. Эмма чувствовала себя немного виноватой, но при воспоминании о пренебрежительных высказываниях Марлоу в адрес ее трудов чувство вины исчезало без следа.

С каждой неделей Эмме было все легче играть свою роль. По воскресеньям за полуденным чаем с другими квартирантками из ее дома она приноровилась ловко отбивать вопросы о горячо любимой писательнице, обходясь без откровенной лжи. И эти воскресные посиделки вознаграждались сторицей. Сидя в элегантной гостиной миссис Моррис с выцветшими обоями в розочках, папоротниками в горшках и мебелью красного дерева, Эмма слушала, как приятельницы обсуждают ее последнюю статью, и наблюдала за плодами своих усилий. Она обожала эти воскресные дни.

– Мистер Джонс сделал мне предложение.

Фарфоровые чашечки с нежным звоном опустились на блюдца, раздались пять удивленных возгласов, и все дружно посмотрели на дверь, у порога которой выросла мисс Беатрис Коул, в последнее время постоянно опаздывавшая на посиделки.

– О, моя дорогая Беатрис! – Миссис Моррис поставила чашку на стол и повернулась к молоденькой мисс Коул. – Какое счастье!

Беатрис заняла свое обычное место в потертом парчовом кресле. Личико ее сияло, отчасти от искренней любви, отчасти от того, что она смогла поднять столь редкую для незамужних подруг тему: жених с планами на будущее.

– И все благодаря миссис Бартлби. – Беатрис, поспешно стянула перчатки и показала подаренное по случаю помолвки колечко – серебряный филигранный ободок. – Если бы не она, я скорее всего так и умерла бы старой девой.