– Мы имеем право владеть им – ведь он принадлежал нашему роду, роду Лейрингов! – говорил Бергвид. – Это наше законное наследство, и оно принесет нам удачу!

«Как сказать! – между делом подумала Хильда. – Если это законное наследство Лейрингов, то законный владелец его – Хагир, он ведь Лейринг по мужской линии». Но делиться этим соображением с братом она не стала: юная, но отнюдь не наивная, она уже знала, что Бергвид понимает любые «законные права» только в свою пользу.

– Но ведь говорят, что у него есть какие-то волшебные свойства! – заметила она. – С ним ведь можно творить какую-то ворожбу, ведь так?

– Он принесет удачу! – уверенно ответил Бергвид. – Это и есть его волшебное свойство!

Хильда с сомнением поджала губы, но промолчала. Ее брат, при всей его отваге, вовсе не был мудрецом, которому подчинятся сокровища двергов.

Тинг собрался на берегу озера, перед святилищем Хэстирнес, где цепочка высоких, в человеческий рост, стоячих камней отделяла от берега мыс, глубоко вдающийся в озеро. На середине площадки был выложен круг из белых камней – рундель, внутри которого разводился огонь и жертва посвящалась богам, после чего она сталкивалась в воду озера. Теперь в круге белых камней играло жаркое ясеневое пламя, и девять черных барашков ждали, когда вождь коснется их священным молотом.

Бергвид явился в Хэстирнес вместе со всем своим хирдом, то есть двором – с сестрой, дружиной и даже челядью, для такого случая старательно умытой и причесанной. Он сам, Хильда, хирдманы и ярлы – все оделись в лучшие цветные наряды, девушка сияла золотой застежкой плаща и золотым обручьем, у мужчин блестели на груди золотые и серебряные цепи, добытые на морях, оружие было начищено, волосы и бороды расчесаны. Сам Бергвид, в своем плаще из шкуры черного Ньёрдова быка, в железном шлеме и с золотой цепью на груди, выглядел воинственно и грозно, и сами камни святилища Хэстирнэс, помнившие древних конунгов, предков Бергвида, благосклонно смотрели на него при бледном свете зимнего солнца.

Начало зимы, хоть на Квиттинге она теплая и почти бесснежная, все же не лучшее время для поездок на тинг, но народу собралось не так уж мало. Все землянки на луговине были покрыты тюленьими шкурами или старыми парусами, из низких дверей поднимались столбы дыма. Те, кому не хватило землянок, поставили кожаные палатки или шалаши, крытые еловым лапником, развели перед ними костры. При виде конунга с дружиной народ стал собираться: люди прерывали беседы, выбирались из своих убежищ, оставляли ложки, которыми помешивали в черных котлах над огнем, подбирали с досок игральные кости, за которыми коротали время, оправляли одежду и сдвигались плотной толпой, чтобы лучше видеть и слышать. Склоны ближайших холмов были залиты живым морем голов – в меховых и шерстяных шапках, кое-где для пущей важности в шлемах, кое-где непокрытых, молодых и кудрявых или старых и лысых. Тысячи глаз устремлялись к «хёвдингу округи Фрейреслаг», который сегодня впервые выступал перед людьми в этом качестве.

У всех он вызывал большое любопытство. Иные из этих людей всего несколько месяцев назад сражались под его стягом против Вигмара Лисицы, хёвдинга с севера, иные, напротив, не желали иметь ничего общего с неудачливым наследником Стюрмира конунга. Что он скажет им теперь? Он, сын и наследник единовластного на Квиттинге рода, смирился ли он с тем, что стал всего лишь одним из восьми независимых вождей? Его решение означало мир или войну для всего полуострова, а значит, касалось всех. И потому сюда приехали даже те, кто предпочел бы никогда его не видеть.

Бергвид окинул взглядом толпу – здесь собралось около тысячи человек, в основном мужчин, потому что женщины, не имея на тинге права голоса, не пожелали покидать дома в промозглые зимние дни. Конечно, не все согласятся встать в ряды под его стягом. Хорошо если каждый десятый, а остальные сложатся, чтобы снабдить его одеждой, оружием и пропитанием для долгого похода. Но Бергвид сейчас не подсчитывал, не прикидывал – он видел перед собой целое войско, целое море людей, законным и признанным повелителем которых он теперь являлся. Лишив его звания конунга, клятва на озере Фрейра взамен дала ему законную власть над здешней округой, и сейчас ему предстояло на деле убедиться, что одна ворона в руках лучше, чем две в лесу.

– Я созвал вас сюда, чтобы открыть вам важную новость! – сразу начал Бергвид, который никогда не отличался умением говорить речи. – Не будем мы на этом тинге ни разбирать тяжбы, ни принимать законы. Торбранд конунг, наш враг, умер. Фьялленланд остался без защиты. Я зову вас в поход на наших врагов. Теперь, когда Торбранда нет, мы захватим его землю, как он захватывал нашу, мы разорим дома фьяллей, как они разоряли наши, мы увезем в рабство их жен и детей, мы заставим их платить нам дань! Я зову вас! Камни Хэстирнэса благословят наше оружие! Тюр и Один будут с нами!

Народ слушал его поначалу в безмолвном недоумении: услышанное оглушило, как хороший удар по голове. Все настроились на разговор о квиттингских делах, об отношениях с Вигмаром Лисицей – а услышали такое, чего никому и в голову не приходило. Лишенный возможности воевать с недругами-квиттами, Бергвид хёвдинг замахнулся на фьяллей! От меньшего зла кинулся к большему!

Захватить Фьялленланд! Допустим, один раз можно пройтись по вражеской земле, разорить дома, взять добычу и пленных. Но чтобы дань собирать… это уж он что-то загнул… Да и насчет беззащитности… По всему Морскому Пути фьялли славились как отважные и очень умелые воины, их оружие, кольчуги и боевые корабли не имели себе равных. Именно в племени фьяллей в наибольшей полноте хранилось и развивалось древнее искусство обучения воина, позволявшее мужчине осознанным усилием воли пробуждать в себе «священную ярость зверя». Квиттинг столько лет испытывал на себе крепость их мечей и тяжесть их рук, что трудно было посчитать фьяллей «беззащитными», когда умер только их конунг, но остались все те сотни и тысячи воинов, привыкших одерживать победы под его стягом. В глазах квиттов Фьялленланд оставался неприступной крепостью, обителью крепкой стали и несокрушимой воинской силы – идти на него войной казалось так же немыслимо, как напасть на великанью страну Утгард.

Пока подобные мысли беспорядочно мелькали в головах ошарашенных слушателей, вперед вышел Марберг сын Донберга, дальний родич Бергвида со стороны матери, живший в усадьбе Сосновый Пригорок. Несмотря на молодость – ему исполнился только двадцать один год – он уже стал главой своего рода и пользовался почетом, как человек знатный, разумный и справедливый. Говорить он тоже умел, и произнесенной им речью можно было заслушаться. Он напомнил людям о том, что только в испытаниях военных походов пробуждаются силы человека, а сидеть дома, подобно девушкам, ожидающим женихов, достойным людям стыдно. Что весь Морской Путь, должно быть, позабыл, что на Квиттинге есть и мужчины, которые не побоятся отомстить за своих предков, павших от фьялльских мечей. Двадцать семь лет они выжидали подходящий случай, поскольку только раб мстит за свои обиды сразу, а благородный человек старается как следует подготовить самое важное дело своей жизни. И вот теперь этот случай пришел, и если они его упустят, то покроют себя позором, как трусы. Красноречиво и подробно Марберг расписывал сокровища, которые фьялли когда-то награбили на Квиттинге, – скот и драгоценную посуду, ковры, яркие одежды, серебро и золото, съестные припасы, выплавленное из болотной руды железо, в то время как квитты каждую зиму уносят в лес кого-то из детей, чтобы иметь возможность прокормить оставшихся. Напоминал, сколько мужчин пало на полях битв, сколько женщин, знатных, благородных женщин с белыми руками, окончило жизнь во Фьялленланде за жерновом или в хлеву, среди тягот и унижений рабской жизни. Сколько детей, рожденных свободными, выросли в рабстве и вместо благородных занятий свободных людей всю жизнь только пасли свиней, кормили собак и чинили изгороди.