Так, вспоминая свою жизнь у Лунников и Крыштопу, я дождалась возвращения Мура. Он вошел, плюхнулся в кресло напротив и, внезапно улыбнувшись мне и показывая свою хищную зубастую пасть, с удовлетворением в голосе сказал:

– Он приехал. Сегодня утром из Италии. Он уже знает о твоем существовании. Я попросил одного человечка позвонить ему и сообщить эту радостную весть. Он должен клюнуть, должен, понимаешь? Он с минуты на минуту появится здесь, в отеле. Представь себе, что это действительно твой отец. Обрадуйся его приходу, но в то же время сделай вид, что ты сильно смущена и не знаешь, как себя вести. Пусть он ведет разговор, пусть предельно овладеет ситуацией. Ты должна сама сориентироваться, как себя держать.

Я оробела. Вот он, тот момент, которого я так боялась. Что я скажу этому англичанину, да еще и по-русски…

– Что мне ему сказать? Ведь ты меня не подготовил…

– Вот теперь пора тебе кое-что знать. Итак. Скажешь, что твоей матери давно нет в живых, что ты случайно нашла в ее бумагах письма, в которых упоминается его имя – Арчи Вудз и адрес, запоминай: Дартфорд, Гринвуд. Первое – название города, второе – название поместья, дома. Все коротко и ясно и, как видишь, легко запомнить. Ты пойми главное: сейчас, когда Вудз узнает, что его бывшей возлюбленной нет в живых и она не сможет осыпать его градом упреков, потребовать содержания или что-нибудь в этом духе, он сразу расслабится и с ничем не омраченной радостью примет тебя в свои отцовские объятия. У него нет детей, и этот факт тоже сыграет свою положительную роль. Ты ничего не требуешь, ты просто приехала, чтобы повидаться с отцом. Обязательно намекни, что ты последние пару лет во всем себе отказывала, чтобы только скопить денег на поездку. Если спросит, кто прислал тебе вызов, скажешь, что хорошие знакомые, которым ты очень благодарна, и все в таком духе… Больше того, вот, держи… – И с этими словами Мур протянул мне коричневый конверт, где оказался билет на самолет Лондон – Москва на мое имя, который свидетельствовал о том, что я уже послезавтра должна буду вылететь обратно. – От того, как ты себя будешь вести, какими глазами смотреть на Арчи, зависит, оставит ли он тебя погостить у себя или нет. Увидев билет, он может вздохнуть с облегчением: мол, пронесло, поживет день-другой, и все, больше я ее никогда не увижу. Или же порвет билет и прижмет свою единственную дочь, кровиночку к своей благородной груди. Ты должна ему ясно дать понять, что у тебя никого, кроме него, нет на всем белом свете. Но не переусердствуй, понимаешь? Ты не должна изображать из себя слезливое и беспомощное существо. Нет, у тебя в Москве работа, маленькая квартирка, ты вполне независима. Прояви немного гордости, это сейчас не помешает. Но и здесь не перегни палку, чтобы он не подумал, что ты в нем не нуждаешься вовсе…

– Он говорит по-русски?

– Надеюсь, что не забыл. Ведь общался же он как-то в свое время с той русской женщиной, с которой провел не один час в постели… Кроме того, он, как известный в Лондоне антиквар, просто обязан владеть хотя бы немного основными европейскими языками, тем более русским, говорят, он помешан на всем русском, старинном… Да, чуть не забыл, скажи, словно невзначай, что в детстве ты мечтала стать балериной.

– А это еще зачем? – Меня уже била дрожь. Я ничего не соображала, волнуясь перед встречей с неизвестным мне Арчи, которого я в конечном итоге должна буду убить не только морально, но и физически, отравив его медленно действующим ядом. – Зачем про балерину?

Но ответа на этот вопрос я так и не получила.

– Что-то ты позеленела вся… Сейчас мы тебя сделаем розовой. Раздевайся…

Он схватил меня за руку и вытянул из кресла, раздел и больно укусил за сосок. Я и вправду почувствовала, как краснею. Кровь прилила к моим щекам, в голове зашумело.

– Оставь меня, – взмолилась я, – еще немного, и я потеряю сознание.

– От этого еще никто не терял сознания, – и Мур овладел мной прямо в кресле, нисколько не заботясь о том, что в любую минуту в дверь номера могут постучать или позвонить по телефону снизу, чтобы сообщить, что меня спрашивает мистер Вудз.

Мне казалось, что это длилось несколько часов. Мокрая, как мышь, едва стоящая на ногах и чувствующая себя мерзко после лап этого ненормального, я наконец вырвалась из его цепких и сильных рук и заперлась в ванной комнате. Я не то что порозовела, я стала красная, как вареный рак, меня всю трясло.

Выйдя из ванной, я быстро оделась, и Мур едва успел застегнуть мне бусы на шее, как раздался телефонный звонок.

– Я ухожу, Лора, – он вдруг бросился ко мне и больно сжал мои запястья, в глазах его я увидела ледяной блеск, – и ты остаешься одна. Помни, что я сказал тебе о твоем еврее. Только пикни или попробуй обратиться в посольство – вам обоим конец. Связь будем держать через этот отель – будешь оставлять здесь письма для меня на имя Валерия Быстрова.

– Это твое настоящее имя? – Я попыталась воспользоваться суматохой, чтобы выяснить хотя бы это. Телефон между тем продолжал звонить.

– Дура, бери трубку… Все, я ухожу… Запомни, если он увезет тебя в Дартфорд, я найду тебя там, найду возможность сообщить тебе, где мы встретимся…

Вот так, буквально за несколько секунд, я получила последние инструкции, которые сразу же, едва взяла трубку, вылетели у меня из головы:

– Да… Слушаю…

Игорь Шубин со свойственным ему рвением и напором набросился на работу. Ему нравилось то, чем он занимается, нравилось делать вид, что он во всем подчиняется Земцовой, нравилось, что она всегда где-то рядом и видит в нем своего партнера по работе, защитника, советника, друга и, наконец, любовника. Он и был для Земцовой настоящей опорой. Крымов был далеко, в Париже, часто мотался по Европе, выполняя чьи-то секретные поручения. Харыбин же, работая в государственной структуре, живя в Москве, казался еще дальше. Если Крымов преимущественно работал на себя, то Харыбин вообще не принадлежал себе, и это просто удивительно, что у него еще находилось время, чтобы помогать своей бывшей жене. Но делал он это, Шубин чувствовал, с явным удовольствием. Кроме того, при каждом случае он старался продемонстрировать перед ним, Шубиным, свою власть над Земцовой. И даже не власть, а влияние. Он мог себе позволить, вот как сегодня, например, целовать ее у всех на глазах на правах экс-супруга. Мог назвать ее как-нибудь ласково, по-домашнему. Но Шубин знал, что Юля все это терпит не потому, что ей до сих пор приятны прикосновения Харыбина или доставляет удовольствие злить влюбленного в нее Игоря, исключительно ради дела, из-за которого она, собственно, время от времени и прилетала в Москву и обращалась за помощью к всесильному Дмитрию. Это в Саратове у нее повсюду были свои люди, а здесь, в большой Москве, ей было бы проблематично навести самые элементарные справки. Поэтому Шубин уже давно не ревновал, когда ей приходилось общаться со своим бывшим мужем, хотя и старался каждый раз присутствовать на их встречах. Он знал, как случилось, что эти два совершенно разных человека когда-то оказались вместе. Юля в то время была все еще влюблена в Крымова, а Крымов собирался жениться на другой женщине, вот Земцова, как это часто бывает в подобных случаях, и вышла скоропалительно замуж за так называемого первого встречного, то есть за Харыбина. Сначала, по рассказам самой Земцовой, она чувствовала себя с Дмитрием защищенной. Ей нравился этот сильный и немного грубоватый, насмешливый мужчина. Но бунтарская натура взяла верх, и ей захотелось свободы. Она насытилась грубой мужской силой, успела разочароваться в браке без любви и рассталась с Харыбиным легко, словно была с ним знакома всего сутки. И это только ее заслуга, что они и после развода остались добрыми друзьями. Если бы не работа в агентстве, то их пути, быть может, никогда бы и не пересекались, а так встречи стали носить более-менее регулярный характер. Наибольшей остроты их отношения достигали в тот момент, когда в Москве встречалась вся троица: Харыбин, Земцова и Крымов. Земцову откровенно забавляла подобная ситуация, и она умела получать от этих встреч максимум пользы и удовольствия – мужчины-соперники из кожи лезли, чтобы только угодить ей. И это несмотря на то, что у каждого на тот момент наверняка имелась очередная любовница. Быть может, именно это обстоятельство, свидетельствующее о том, что каждый из троих уже давно живет своей жизнью, и сдерживало импульсивную и склонную к романтическим отношениям Земцову от более решительных поступков. Ей нравилось, что вокруг нее вьется столько мужчин, как нравилось бы любой другой женщине. Это прибавляло ей сил и уверенности, это приносило, наконец, реальную пользу делу. И даже, если бы в этот раз Земцова не взяла с собой в Москву Шубина, он все равно последовал бы за ней днем позже – таким уж образом складывались у них отношения. Видеть ее каждый день, знать, о чем она думает и что беспокоит ее больше всего, ловить каждое сказанное ею слово, заботиться о ней, любить ее – это стало для Шубина настоящей потребностью.