Забыв, что когда-то ей хотелось близости, дружбы и любви.

На следующий день Лео попросил приготовить ему ванну. Во время болезни ему приходилось довольствоваться лишь обтираниями губкой, что наводило его на мысли о гигиене Средневековья. Ванну наполнили в купальном шатре. Раздевшись, Лео с наслаждением погрузился в горячую воду и закрыл глаза. Несколько минут спустя он услышал, как кто-то вошел в шатер. Он было решил, что кто-то из кули принес ведра с водой, однако стука ведер не последовало.

Обернувшись, он увидел Брайони, стоявшую возле входа в шатер. В руках она держала полотняную сумку и табурет.

— Почему вы здесь?

— Я помогу вам искупаться.

Лео недоверчиво поднял брови. Их айя была индуской, а не мусульманкой, она вполне могла бы выступить в роли банщицы. Вдобавок помимо нее в лагере имелось немало слуг, способных потереть ему спину, ополоснуть свежей водой и подать полотенце. Брайони не было нужды затруднять себя.

— Я раздет, — растерянно произнес он.

В последние несколько дней Брайони не раз видела его обнаженным, постоянно меняя ему одежду, которую тотчас стирали.

— Разумеется, раз вы сидите в ванне. — Она расстегнула пуговицы на рукаве и аккуратно закатала его, обнажив руку до самого локтя. Потом так же медленно, дюйм за дюймом, подвернула другой рукав.

Лео едва ли могло бы смутить зрелище раздевающейся женщины, но с Брайони все было иначе. Его сердце начинало бешено колотиться, стоило ей лишь снять перчатку. В библиотеке дома Уайденов он, хорошо знакомый с женской анатомией, вконец потерял голову при виде ее декольте — на любой другой женщине это платье казалось бы скромным, если не строгим. И все же оно обнажало плечи и слегка приоткрывало грудь, отчего у Лео, никогда прежде не видевшего Брайони в вечернем платье, перехватило дыхание. Перелистывая страницы энциклопедии, она рассеянно водила пальцем по краю выреза, словно топография собственного тела была ей незнакома.

— Запрокиньте голову, — попросила Брайони.

Лео повиновался. Смочив его волосы теплой водой, она намылила их кастильским мылом. Ее ногти слетка царапали кожу. Белую от пены голову она щедро ополоснула из кувшина, собирая мыльную воду в ведро, подставленное под край ванны.

Вытерев его волосы полотенцем, Брайони уселась на табурет рядом с ванной. Из полотняной сумки она достала губку, быстро окунула ее в воду, отжала и принялась намыливать с тщательностью хирурга, готовящегося к операции.

Ее обнаженные руки блестели от влаги. Изумительно гладкая кожа казалась перламутровой, Дыхание Лео участилось. Брайони начала намыливать его руку, двигаясь от плеча к кончикам пальцев. Затем, перенеся табуретку к другому бортику, она взялась за другую руку, старательно отводя глаза от центра ванны, где сквозь мутноватую от мыла воду можно было отчетливо разглядеть отклик Лео.

В шатре было тепло и влажно, клубы поднимавшегося из ванны пара витали в воздухе. Ее лицо пылало. Лео облизнул губы. Его одолевало желание лизнуть губы Брайони. На ее переднем зубе виднелась крохотная щербинка, которую ему хотелось лизнуть с того самого дня, когда он впервые пришел на обед в лондонский дом будущего тестя.

Протянув руку, Лео расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке. Брайони тотчас вскочила, опрокинув табурет.

— Пожалуйста, перестаньте.

Она встала позади него, намылила ему спину и ополоснула водой. Затем вернулась к боковому бортику и похлопала Лео по торчавшему из воды колену, жестом предлагая поднять ногу на край ванны.

С того места, где она теперь стояла, невозможно было не заметить, что с ним творится, и Брайони отнюдь не была слепой. Неужели она и впрямь думала, что сможет помыть его, не вызвав столь предсказуемой реакции?

Губка двинулась вверх по его бедру, мягкая, слегка шершавая. Брайони добросовестно делала свое дело: она мыла ногу быстрыми точными движениями, не дразня, не играя, не замедляя руки. И все же Лео еще больше охватывало желание. Губка задела его восставшую плоть, и у Лео вырвался хрип. Будто ничего не услышав, Брайони перешла на другую сторону ванны и слегка похлопала Лео по другому колену, а затем принялась намыливать его бедро.

Лео мысленно обвинил ее в желании поиздеваться над ним, но потом решил, что судил слишком сурово. Брайони наверняка делала все возможное, чтобы как следует его искупать, не обращая внимания на бурлившее в нем неистовое желание.

Она потерла губкой его грудь и живот. Лео подумал было, что с мытьем покончено, однако Брайони закатала повыше рукава и опустилась на колени, погрузив руку под воду. Лео с шумом втянул в себя воздух. Губка коснулась запретной зоны. Легкими движениями она скользила по самым чувствительным местам его тела. Лео с усилием сглотнул.

Губка гладила его восставшую плоть, двигаясь вверх и вниз, описывая круги. Лео словно пронзило молнией, обдало огненной волной. Казалось, от Брайони исходит поток электричества или пламени.

И вот его касалась уже не губка, а узкая ладонь. Легкая, как рыбий плавник. После трех с половиной лет тоски по Брайони ощущение оказалось слишком острым. По телу Лео прошла судорога, бедра его качнулись вперед, лицо исказилось, из горла вырвался блаженный стон.

Когда он открыл глаза, Брайони стояла поодаль, у изножья ванны, плотно прижав локти к бокам. Губка плавала у поверхности воды.

— Как я понял, вы уронили губку и пытались ее найти, — проговорил Лео, не в силах представить себе, что поступок Брайони не был случайностью.

Несколько долгих мгновений она хранила молчание и наконец произнесла:

— Я помогу вам ополоснуться.

Лео не оставалось ничего другого, кроме как подняться. Брайони окинула его цепким взглядом, потом отвернулась и поспешно направилась к ведрам с водой, приготовленным специально для купания.

Лео почувствовал, как по телу струится теплая вода. Смыв с него всю мыльную пену, Брайони протянула ему полотенце.

— А теперь одевайтесь.

И это после того, как она видела Лео обнаженным и, пусть и случайно, довела его до пика наслаждения?

— Неужели я вижу перед собой ту же женщину, которая, будучи моей женой, не позволяла мне снять с нее ночную рубашку?

— Если бы Господь желал, чтобы люди отправлялись в постель без одежды, он не создал бы ночные сорочки, — заявила Брайони, покидая шатер. — А кроме того, иногда вы все же снимали ночную сорочку.

Когда со временем супружеские отношения четы Марзден не улучшились, а, напротив, стали еще более неловкими и тягостными, Лео перестал приходить к Брайони вечером, перед сном. Для занятий любовью он выбирал предутренние часы, когда она крепко спала.

За несколько дней мучившая их неловкость неожиданно исчезла. Лео начал чаще улыбаться и разговаривать с женой за ужином. Временами он смотрел на нее так, что у Брайони перехватывало дыхание, а лицо вспыхивало румянцем.