Теодор Рузвельт высоко ценил слова, но не мог доверять им полностью. В письме к Оуэну Уистеру 7 июля 1915 года он писал, что испытывает «настоящий ужас перед словами, которые не подкреплены делами». Проблема в том, что они порой становятся настолько скользкими, что полностью теряют значение. По мнению Рузвельта, растворение смысла превратилось в национальную болезнь публичных людей. Распространение обтекаемых слов стало настоящей эпидемией. Появилось множество коварных выражений, которые вроде бы смысл имеют, но в действительности напрочь его лишены – они подобны скорлупе высосанного лаской яйца: видимость содержания без какого бы то ни было содержания.

К числу обтекаемых выражений можно отнести уклончивые ссылки («некоторые люди», «многие», «известные специалисты); эвфемизмы и перифразы (откровенное признание «я солгал» любой политик с легкостью заменит словами «мои утверждения более не актуальны»), пассивные конструкции, избавляющие от ответственности (вместо «я совершил ошибку» люди говорят «были сделаны ошибки»). Обтекаемые выражения не только лишены смысла, но еще и лишают смысла все то, что следует за ними. Они создают многословие, которое кажется осмысленным, но в действительности ничего не несет. Такая форма общения подобна фальшивым банкнотам в сравнении с настоящими деньгами.

Рузвельт использовал слова, чтобы донести до людей факты и чувства. Обтекаемые выражения лишены и фактов, и чувств. Это бессмысленная форма общения, и Рузвельту она была отвратительна.

Рузвельт много и часто задумывался над природой лидерства. Своему другу, писателю Оуэну Уистеру, он говорил, что «люди не могут ничего сделать, если у них нет того, за кем можно пойти». Истинный лидер должен осознавать: для группы, будь то компания или нация, он – источник всего, чего следует добиваться и кем становиться. Поэтому лидер должен быть велик сам по себе. «Принято считать, что сотня малых может достичь того же, чего один великий, – писал он в мае 1917 года в журнале Ladies Home Journal. – Но это не так».

Теодор Рузвельт всегда ставил себя очень высоко, окружал себя возвышенными идеалами и великими амбициями.

Даже критики не могут отрицать того, что Теодор Рузвельт умел вдохновлять людей. Однако в мире нет более непонятных терминов, чем, например, Бетховен был «музыкальным гением» или Рузвельт – «вдохновляющим лидером». И то и другое правда, но могут ли эти определения помочь нам подняться до тех же высот? Стать гением. Стать человеком, вдохновляющим других. Подобные советы еще никому не помогли.

Вот почему нам так интересны комментарии гарвардского историка, биографа известных военачальников Элтинга И. Морисона. Он редактировал письма Рузвельта, готовя к публикации. Хотя комментарии эти довольно краткие, они содержат глубокий анализ того, что означает «быть вдохновляющим лидером». По крайней мере, таким, как Теодор Рузвельт. И вот что объясняет нам Морисон.

1. Рузвельт использовал и слова, и поступки, чтобы понять устремления людей, которые их ощущали, но не могли дать им определение.

2. Определение Рузвельта – это «рамка», поддерживающая устремления тех, кто еще не осознал их и нуждается в помощи.

3. Рузвельт мог поддержать тех, кому это было необходимо, и тем самым помогал американцам искать и находить «все лучшее в себе».

4. Рузвельт был предан американским устремлениям – и Америка платила ему любовью.

В своей дипломной работе Теодор Рузвельт затронул весьма противоречивый вопрос прав женщин в характерной для себя новаторской манере. Вместо того чтобы пойти проторенным путем и агитировать за или против равенства женщин, он избрал иной подход – определил справедливость исключительно с точки зрения закона: «Хромой или туберкулезник перед лицом закона абсолютно равен сильнейшему из атлетов и величайшему философу. Ту же справедливость следует проявить по отношению к женщинам. И неважно, равны они мужчинам или нет».

Параллель с хромыми и убогими говорит нам о том, что в юности Рузвельт явно не считал женщин равными мужчинам. Однако с практической точки зрения его мнение не имело никакого значения, поскольку по закону хромые, туберкулезные больные и женщины были равны сильнейшим спортсменам-мужчинам и величайшим философам-мужчинам.