– Умеешь же ты, подруга, принимать неправильные решения… – решительно съехала с главной трассы на второстепенную дорогу.

В восьмом часу вечера, утомленная ездой по незнакомым местам, зевающая, растерявшая весь шик и блеск, она съехала с дороги у небольшого частного мотеля в нескольких километрах от Винченцо и побрела устраиваться. Мотель переживал не лучшие времена – посетителей в домиках практически не было. Хозяин заведения, зевающий в унисон с Мари – обрюзгший, с внушительным животом, он выглядел именно так, как должен выглядеть хозяин небогатого мотеля, ленящийся разбогатеть, – долго рассматривал ее водительское удостоверение.

– Вы Мари Клер? – зевнув, спросил он.

– Это соответствует действительности, – признала журналистка. – С какими еще трудностями придется столкнуться в вашем заведении, синьор?

– Ни с какими, – зевнул сицилиец. – Считайте, что вы в «Хилтоне», синьора. Еще своим друзьям порекомендуете.

Она любила комфорт, но могла мириться и с походными условиями – если есть во имя чего жертвовать. Сегодня на алтарь своей грядущей сенсации она бы положила ВСЕ. В домике местного «Хилтона» было скучно и неинтересно. Необходимый набор мебели, встроенный шкаф, серенькое белье, по которому не понятно, грязное оно или чистое. Вода текла умеренно теплая. Изображение в зеркале было такое, что хоть вешайся. Мозг уже вытек, глаза, как помидоры, есть не хочется, жить тоже… Она приняла так называемый душ, завернулась в домашнее полотенце и потащилась в кровать, не желая терять ни минуты сна…

Она проснулась по будильнику через два часа – отдохнувшая, помолодевшая. Быстро привела себя в порядок, отогнула штору. Она испытывала неясное беспокойство. Сицилийская ночь была черна, как «Мерседес» ее редактора. Черные кубики домов, разбросанные по обширной территории, шапки нависающей субтропической растительности, вездесущая опунция. Серели дорожки, огибающие постройки. Чувство беспокойства усиливалось. Она была уверена, что выследить ее не могли – даже учитывая тот факт, что она сверкнула водительским удостоверением. Будут ли субъекты в штатском выяснять, покинула ли Мари Клер Сицилию? Что они знают про Мари Клер? Въедливая дотошная журналистка – пролезет в любую щель, не глупа, сообразительна, обладает «сверхпроводимостью»? Наверное, несложно спецслужбам выяснить имена пассажиров, покидающих аэропорт «Фальконе и Барселлино» (носящий, кстати, имена выдающихся борцов с мафией), но станут ли они это делать? Не проще ли усилить пропускной режим на базе ВВС?

Но что-то объяснить тревожному состоянию было невозможно. В одиннадцать вечера она вошла в «офис» мотеля, где заразительно зевал упитанный хозяин, и, кивнув на телефон, попросила разрешения позвонить.

– Сотовый украли? – посочувствовал сицилиец.

– Примерно так, – согласилась Мари. Звонить с мобильного было опасно – способности спецслужб рядовые граждане зачастую недооценивают.

– Нельзя, – с неподдельным участием в голосе отозвался сицилиец.

Мари положила на стойку купюру.

– А так?

– А так – звоните, не жалко, – сицилиец пожал плечами, забрал купюру и валко отправился за кулисы.

Жискар Бургон отозвался на восьмом гудке – Мари успела наложить на него проклятье и стереть в порошок. Голос ответственного редактора слегка дрожал.

– Ты снова у любовницы, Жискар, – сообразила Мари. – Конечно, время еще детское, жене можно сказать, что задержался на работе. Надеюсь, с этой женщиной у вас все будет хорошо, пока смерть не разлучит вас? Кстати, зная взрывной характер твоей супруги, могу с уверенностью сказать, что до разлуки осталось недолго…

– Мари, я тебя убью… как Ромул Рема, – чертыхнулся Жискар и заговорил нормальным голосом: – Чего тебе надо?

– Это важно, Жискар. – Мари закрыла ладошкой мембрану и покосилась на «кулисы». – Я не шучу. Я на пороге открытия. – А когда Жискар переварил ее фразу, с учетом знаний, что склонностью к преувеличению и розыгрышам по работе Мари не страдает, продолжила: – Надеюсь, у тебя на экране отразился номер моего мотеля. Запомни, отключись и перезвони с телефона любовницы. Или с какого-нибудь другого, уж придумай…

Жискар перезвонил через полминуты – добрый знак.

– Повествуй, чего ты там нарыла.

Он слушал, не перебивая, лишь слегка покряхтывал, чтобы лучше усваивалось. Мари закончила, и воцарилась тягостная пауза, исполненная страха и сомнений.

– Вот это да… – разродился, наконец, редактор.

– Это я и сама знаю, – отрезала Мари. – Даже спрашивать не хочу, даешь ли ты мне «добро». Это такая тема… в общем, сам понимаешь. Признайся, Жискар, лучше горькая правда, чем официальные сводки? В тебе уже проснулся настоящий журналист, имеющий силы и желание докопаться до истины?

– Дьявол… – выдавил редактор. – Тебе не кажется, что мы столкнемся с яростным несогласием?

– Во-первых, не мы, а я, – парировала Мари. – Поскольку лично для тебя в Париже ничего не изменится. Жена, любовница, карабканье по финансовой лестнице. Кстати, я тебе уже говорила, что устала обеспечивать твою финансовую независимость? Боже, как я была права, когда полтора года назад не упала с тобой в койку… Во-вторых, уже чую, как ты заинтригован. Постараюсь не вести себя, как слон в посудной лавке. А звоню, собственно, вот зачем. Запомни имя – Оноре Латиньи. Создается впечатление, что это единственный из боевых пилотов, оставшийся на базе в Сигонелле. Летчики расквартированы вне запретной территории. Это может быть Катанья или Винченцо, в окрестностях которого я сейчас нахожусь…

Несколько минут она доходчиво излагала просьбу, понизив голос и украдкой поглядывая на штору. Бургон был способен справиться с «заданием». С его-то связями в политических и военных кругах да умением вытянуть информацию посредством «деликатного отжима», никого при этом не подставив… Ждать, пока он перезвонит, пришлось долго. Из-за шторы высунулся зевающий сицилиец. Мари положила на стойку вторую купюру, тот подумал, почесал затылок и, кивнув, вновь удалился. Телефон пронзительно затрещал, она вздрогнула.

– Запоминай, шпионистая ты наша, – проворчал Жискар. – Это не Катанья и не Винченцо. Деревня называется Гриппо, от базы через овраг. Для нужд военно-воздушного флота арендуются помещения в домах под номерами 10, 12 и 14. Но информатор в доверительной беседе сообщил, что в данное время суток господина Латиньи лучше всего поискать по другому адресу…

Она подозревала, что из мрака ночи что-то вылупится и покусится… Но она должна была собрать разбросанные по номеру вещи! Мари заперлась, зажгла ночник и принялась запихивать в сумку предметы одежды и подсохшее полотенце. Два часа на сон – маловато, но она надеялась, что сделает дела, вернется до рассвета и еще успеет вздремнуть. Она неприхотлива, всю жизнь довольствуется малым. И вдруг застыла, выронив свой любимый бюстгальтер. Дышать стало трудно, змейка, источающая холодок, заскользила по спине. Она услышала, как, шелестя шинами, мимо домика проехала машина. «О мать святая…» – она взялась за сердце, страшно-то как стало. Выключила свет, подбежала к занавеске, отогнула край. Уже никого, размытые очертания домиков в дрожащем воздухе… Но доверять своим ушам и чувствам она привыкла. С колотящимся сердцем затолкала вещи в сумку, замкнула «молнию». Документы на месте, ключи от машины в кармане. Похоже, ей придется менять позицию: не возникают дурные предчувствия на пустом месте. Хорошо, что машину поставила с обратной стороны домика – рядом с дверью заднего хода… Она и дух перевести не успела, как свет фар пробился сквозь занавески, мазнул стену и пропал. Вернулись! Она чуть не задохнулась от страха – да что такое с ней сегодня? Вновь подлетела к окну, отогнула занавеску. Рядом с домиком на подъездной дорожке стояла машина. Судя по очертаниям, не давешний «Ситроен» – что-то более приподнятое, зловещие формы кроссовера. Две тени отделились от машины, пересекли дорожку и разделились – одна отправилась к крыльцу, другая – в обход. Судя по фигурам, не давешние парни из АВИБ и прибыли не поговорить. Допрыгалась журналистка, лучше не гадать, как они на нее вышли. И с этого мгновения страх отпустил Мари. Что же вы девушкам спать не даете, уроды? Бояться больше нечего, все неприятное, что могло случиться, уже случилось. Думать нужно, выпутываться! Она лихорадочно размышляла, и когда в замке входной двери что-то заскрипело, уже имела план – хотя и сыроватый. Она стащила простыню с кровати, и когда черный субъект, умеющий пользоваться отмычками, возник на пороге, уже ни капельки не боялась. Он шагнул вперед, а Мари материализовалась сбоку из тьмы и набросила на него простыню! Он вскричал от неожиданности, завертелся, чтобы выпутаться. Зачем? Все равно ни черта не видно… Что-то хлопнуло – Мари отпрыгнула. Пистолет с глушителем! Вот это да! Да уж, что-то подсказывало, что пришли не поговорить. Пуля разнесла стекло, а она уже замахнулась увесистой сумкой и швырнула ее «привидению» в голову. Удар был что надо. Посетитель не устоял, покатился по полу, выронив пистолет. Искать его в темноте было глупо. Издавая истошные матерные звуки, Мари подлетела к столу и рывком перевернула его на «посетителя». Ребро столешницы угодило именно туда, куда нужно, – что-то хрустнуло, убийца захрипел. Она подхватила сумку – и в это мгновение с ударом ноги вылетел замок на задней двери, дверь распахнулась. Еще одно тело, смутно обрисованное, возникло на пороге. Оно набрало инерцию, и в этом состояла его (тела) ошибка. Мари кубарем покатилась под ноги, охнула, когда неуклюжий мужлан чуть не раздавил ей ключицу. Но все обошлось, тело осталось сзади, издавая возмущенные сигналы, а она, пригнувшись, волоча за собой сумку, уже летела к задней двери. Расставаться со своими вещами не хотелось совершенно. Она выпала на неухоженный задний двор, вытаскивая на бегу брелок с ключами. Арендованная малютка приветливо пикнула из-за кустов. Она швырнула сумку на заднее сиденье и, когда незадачливые киллеры, топая, как слоны, вывалились из дома, уже судорожно вставляла ключ в замок зажигания. Малютка завелась бесшумно. Двое летели наперерез. Она включила заднюю скорость, понеслась им навстречу, виляя во все стороны. Дополнительных увечий эта парочка, видимо, не желала – разлетелись, как воробьи. А Мари хрустнула трансмиссией, включила фары и покатила по дорожке к выезду на трассу…