Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отар, унылый циклоп на пенсии, уже открыл дверь школы. Сидит на ступеньках, курит. Делает вид, что не замечает пришедшую бывшую сирену. Он странный, Отар этот. Если и был у него кто близкий, так не осталось ведь никого уже. Из старых знакомых одна, пожалуй, Мимоза и есть, а он слова ей не скажет, не поинтересуется, как жизнь. Что с циклопа возьмёшь!
В буфете тихо. Транжиры-двоечники прибегут за сникерсами после первого урока, а отдыхающие, которым никак не миновать Мимозу по дороге к морю, зайдут за полторашкой домашнего и того позже. Так что можно пока протереть столы и смахнуть пыль с витрины, в которой помимо обязательного домашнего стоят две бутылки «Распутина», сладострастно подмигивающего Мимозе при каждом удобном случае, сигареты и чипсы.
Убираясь, прислушивалась к шуму во дворе. С сомнением посмотрела на часы – не остановились ли? – и на всякий случай убрала «Распутина». Но до перемены было ещё далеко. Наконец поняла – опять Валера уроки прогуливает. Молодой учитель математики Валера, обладатель белой, почти новой шестёрки, действительно дежурил с утра у границы, подменяя брата. Сам же Валерин брат в это время сладко спал в объятиях Анны Сергеевны, жилички из Магадана, и не подозревал, как осчастливил своим проступком последовательно два седьмых, шестой и девятый классы средней во всех отношениях школы Гагрского района.
Между тем прозвенел звонок и в буфет потихоньку стали заходить учащиеся. Самые маленькие обычно просто рассматривали шоколадки, но кто-то иной раз и покупал. Тех, кто мог купить, Мимоза знала наперечёт, остальных же отгоняла от прилавка, слегка шлёпая скрученной тетрадкой. Отгоняемые не обижались – отлетали равнодушными мухами, чтобы через минуту снова вернуться, испытывая терпение бдительной буфетчицы. Ещё пару раз успела взмахнуть она карающей тетрадью, пока не прозвенел звонок. Мимоза переставила повыше коробку со сникерсами и вернула в витрину косоглазых «Распутиных».
Прячась от уже почти дневной жары, в буфет зашёл Отар, а за ним и пара лохматых серых кобелей. Мимоза сердито застучала метлой, намереваясь шугнуть всех троих, но ушёл только один глупый кобель. А тот, что поумней, разлёгся в ногах у циклопа и тут же уснул. Отар и вовсе не обратил внимания на стук – даже папиросу не выбросил, так и сидел сутулым грифом, посверкивая единственным глазом в сторону моря. Мимоза смирилась наконец и принялась за тесто – пойдут люди на пляж, а она тут как тут с чебуреками – кому с сыром, с мясом, кому с картошкой…
– Видел сегодня во сне сестру твою, – Отар сказал это до того буднично, словно и не молчал, не избегал Мимозу лет сто уж как. Сказал, будто соседке про погоду – мол, дождь с утра зарядит, а может, и стороной пройдёт – кто его знает.
Но Мимоза-то не соседка, не приятельница какая, да и сестра её не всякому во сне приходит… Замерла буфетчица над тазиком с мукой, ожидая продолжения. Но Отар молчал.
А тут, как назло, зашёл ранний турист. Машинально заваривая ему кофе, доставая вафли, сигареты и семечки, Мимоза следила взглядом за сторожем – как бы не ушёл проклятый молчун. Уже когда хлопнула дверь, ругнула себя – надо же, даже домашнее отдыхающему забыла предложить! А Отар так и дымил молча. Не выдержала наконец:
– Ну так что?
Противный старик, не глядя на Мимозу, затушил окурок в пальцах, пихнул задремавшего пса и направился к выходу. В дверях уже обернулся:
– Звала тебя. Скучает.
И ушёл. Такой болван!
Прозвенел звонок. Помрачневшая Мимоза высвободила руки из липкого теста, убрала бутылки и приготовилась отражать атаки младших школьников. Но шумные толпы на этот раз миновали буфет. Зато зашли две толстые старухи в тёмных очках, с полотенцами на бёдрах. А у Мимозы ещё и тесто не готово! Интимным шёпотом предложила им вино, чачу, в итоге продав и то, и другое. Принялась за чебуреки.
Машинально орудуя шумовкой в раскалённом масле, хмурила брови, сводила их в единую грозную линию. Сама не знала, на кого злится – то ли на молчуна, то ли на сестру. Сколько помнила она Фрину, та до последних нескольких лет жизни не больно-то скучала. Такая и на том свете найдёт, чем заняться – был бы мужчина под боком, а уж в земле их хватает. Как и в море…
А дальше думать о Фрине стало некогда. То кофе свари, подай к чебурекам, то чипсы достань к пиву, то сухарики. Бутылки с Распутиным так и мелькали – из-под стола на прилавок и обратно, окончательно утвердившись только к концу четвёртого урока, когда дети повытаскивали из сумок чурчхелу, семечки, орехи, пастилу и встали вдоль дороги, составляя серьёзную конкуренцию буфету средней во всех отношениях школы Гагрского района. Мимоза конкурентов уважала, следя только за тем, чтобы на дороге не предлагали домашнее – это была её монополия в силу возраста и общественного положения.
Математик Валера забежал на минуту в буфет, оставил ящик с кока-колой, взял деньги на следующий закуп и умчался, весь в мыслях то ли о дифференциальном исчислении, то ли о подруге Анны Сергеевны, неприступной Татьяне.
Как только поток отдыхающих стал спадать, Фрина вновь пришла в голову своей младшей сестры. Пришла, уселась там на чёрных скалах далёкой родины и разлила принесённое с собой беспокойство и какое-то глухое томление.
Она была красивой. Самой красивой из восьми сестёр. И бессмертные, бывало, приходили украдкой полюбоваться ею, когда она выбиралась на скользкие камни отдохнуть от водных глубин.
И быть бы Фрине царицей на Итаке или законной жительницей Олимпа, а может, и ярким скоплением звёзд в древнем небе, да сгубила её любовь. Белозубый рыбак, что выходил каждый вечер к морю и шептал волнам слова, от которых всё тело у Фрины сладко ломило, и слушать хотелось бесконечно… Ей бы запеть, приманить желанного, поиграть с ним денёк и выплюнуть, когда надоест, обратно на берег, уже окоченевшим! Не смогла. Пожалела. Фрина смотрела на него, слушала молча, пригоняла лучшую рыбу в его сети, любила. И когда он, очарованный морем и дальними берегами, решил плыть к Колхиде, поплыла за ним. А Мимоза, младшенькая, девчонка ещё совсем, за ней увязалась.
В те времена многие туда отправлялись. Вслед за людьми плыли и древние, полузабытые существа, от