– Кейтлин, что с вами?

Лиам оттолкнул солдата, ошарашенно смотревшего на меня.

– Эта женщина больна! – с ужасом заметил капитан.

– У вас есть вода? – спросила я срывающимся голосом. – У нас осталась только водка. У меня так пересохло во рту!

На самом деле так и было, а потому мне не пришлось имитировать дрожь в руках и хрипы. Лиам не сводил глаз с моей протянутой руки, липкой от слюны и крови.

– Вода? – пробормотал капитан. – Да что с вами такое?

Я шагнула к нему и вцепилась окровавленной рукой в его камзол.

– Воды! Прошу вас, воды!

– У нее чахотка! Боже правый! Не прикасайтесь ко мне!

И он грубо отпихнул меня ногой. Кашляя и роняя слюну ему на ботинки, я упала в грязь. Лиам не шевельнулся. Он не сводил с меня испуганных, широко открытых глаз. Между тем капитан с перекошенным от волнения лицом старательно оттирал свой камзол носовым платком.

– Макбейн! – позвал он, по-прежнему глядя на меня.

– Я здесь, сэр!

– Что в ящике?

– Книжки, женские побрякушки, всякая мелочь…

– Ладно!

Капитан посмотрел на меня с презрением и отступил на шаг.

– Так уж и быть, пусть едут, жалкие оборванцы…

– Оборванцы они и есть, сэр!

Носовой платок промелькнул у меня перед глазами и упал в грязь. Я подобрала его и протянула капитану.

– Ваш платок, сэр!

Лицо его перекосилось от отвращения. Он покачал головой и оттолкнул от себя платок.

– Не надо. Оставьте его себе. Я вам дарю его.

Он повернулся и направился к своим людям, дожидавшимся на некотором удалении от нас. Я спрятала улыбку в клочок материи, приятно пахнувшей фиалками. К моему огромному удивлению, прикинуться больной оказалось не так трудно, как мне представлялось.

Крепкая рука ухватила меня и поставила на ноги. Колин, лицо которого покраснело от ярости, схватил мою руку и поднес к глазам. Все молчали.

– Черт бы вас побрал! Совсем спятили?

Я поспешно отняла у него порезанную руку и обернула ее платком. К моим спутникам вернулся дар речи.

– Если вы говорите, значит, так и есть, – ответила я, глядя ему в глаза. – Но солдаты уехали, мы все живы, и вы, вдобавок ко всему, не лишились вашего проклятого оружия.

Я вернула ему ножичек и направилась к своей лошади, мирно щипавшей траву у края тропинки. Вот недотепы! Кто-то схватил меня за плечо. Я обернулась, злясь на всех за то, что они даже не подумали поблагодарить меня.

– Если вы думаете, что…

Лиам смотрел на меня, и лицо у него было такое же белое и грязное, как и его рубашка. Пальцы, сжимавшие мое предплечье, дрожали – настолько он был взбешен. Я вздернула подбородок и оттолкнула его руку.

– Никогда больше не нарушайте мой приказ! Никогда!

Он говорил, чеканя каждое слово, отчего они звучали еще более угрожающе. Холодность же его тона впечатлила меня сильнее, чем мне бы хотелось. Взгляд Лиама был мрачным и уничижительным. Ярость захлестнула меня. Я расправила плечи и посмотрела на него с вызовом. Кто он такой, чтобы мне указывать? Мне до смерти хотелось влепить ему пощечину. Но я сдержалась, решив обойтись словами, которые, я это уже знала, могут причинить столько же боли, если не больше. Я покосилась на Колина, давая понять, чтобы он не вмешивался.

– Пусть вас это не беспокоит, мистер Макдональд, – язвительно заметила я. – Мне не придется больше вас ослушаться. Вы отвезете меня в ближайший порт. Мне не терпится вернуться домой. Я достаточно настрадалась в этой злосчастной стране!

Вскочив в седло, я заметила, как Лиам стиснул зубы. Его люди не шевелились. Со стороны казалось, что они даже перестали дышать. Все взгляды были обращены на меня. Я вытерла с подбородка кровь и посмотрела на всех по очереди.

– Бандиты несчастные! Господи! Да пошли вы все…

Мне хотелось плакать. Я вывела Бонни на тропинку и пустила ее вскачь.

Уже час как стемнело. Я спряталась ото всех под одинокой сосной и от скуки гоняла паука соломинкой по его же паутине. После моего представления, не получившего одобрения публики, я сознательно избегала Лиама и Колина и даже не смотрела в их сторону. Я чувствовала себя униженной и оскорбленной. Ну что им стоило признать, что я, возможно, спасла их презренные шкуры? Конечно, я спасала и свою собственную, и все-таки! Неблагодарные мужланы!

Я почесала подмышку и одернула вонзившийся в тело край корсета. Ожог на плече болел все сильнее. Я развязала шнурок корсажа, чтобы он не натягивал так сильно сорочку, понюхала у себя под мышкой и поморщилась от отвращения. Фу! Теперь для полноты картины оставалось только обзавестись вшами! Наверное, у моих одичавших спутников этой живности в избытке. Правы те, кто говорит, что хайлендеры – необразованные и невоспитанные люди, настоящие дикари!

Я сидела на холме, остальные расположились лагерем у его подножия. До меня доносился их смех. Сквозь разделявшие нас заросли ольхи я видела отблески костра. Мне вдруг стало грустно. Честно говоря, я бы предпочла сейчас быть там, с ними, пусть даже они грубияны, каких мало. Слушала бы их истории, забыв о том, что пришлось пережить мне самой. Грелась бы у костра, а не дожидалась, пока роса окончательно пропитает мое платье… Может, теплые сильные руки обняли бы меня за плечи, успокаивая и утешая… Я уже начала дрожать от холода. Вряд ли мое единственное одеяло сможет согреть меня ночью… Однако я понимала, что вернуться к ним означало бы уронить себя в их глазах. Оставалось лишь надеяться, что усталость после долгой дороги возьмет верх и мне удастся быстро уснуть.

За моей спиной послышался шорох, и я обернулась, неловким движением разорвав паутинку. На фоне звездного неба появился силуэт мужчины. Он молча присел передо мной на корточки. Я ждала. Его шевелюра отливала серебром, и я поняла, что это Колин. У Лиама волосы были рыжеватые.

– Вы что, решили просидеть здесь всю ночь? Замерзнуть не боитесь?

– А вас это заботит? – спросила я не без иронии.

Он не ответил. Встал и тут же снова наклонился, чтобы опуститься на колени.

– А если бы я сказал, что заботит, что бы вы на это ответили?

На этот раз я не нашлась что сказать.

– Мне есть дело до всего, что происходит с вами, – продолжал он. – Кейтлин, хочу, чтобы вы знали… в общем, я хотел извиниться. И сказать вам спасибо.

Я насмешливо улыбнулась.

– Я повел себя так, потому что испугался, – продолжал он тихим голосом.

– Неужели? И что же вас так напугало?

– Я испугался за вас.

Он придвинулся так близко, что еще немного – и наши тела соприкоснулись бы.

– Меня так просто не напугаешь. Я ведь выросла не в оранжерее!