Зулейха снова взяла полковника под руку и усадила за стол подле себя.

* * *

Зулейха обычно вела себя со всеми холодно и отчужденно и до сих пор не вполне понимала, какими потребностями души она обязана тому, что так легко сблизилась с отцом. Может, это была реакция на смену обстановки и на улучшение самочувствия. Некий проходящий оптимизм, складывающийся из оживления и склонности симпатизировать. Но не столь важно, в чем же заключалась причина. Главное, что идиллия продолжалась, и отец с дочерью придумывали уловки, чтобы оставаться наедине. Когда они находились вместе, им нравилось окружать это новое для них чувство привязанности, эмоциями, которые испытывают недавно обрученные влюбленные.

Глава восьмая

Какое-то время спустя Зулейха узнала, что призрачное море, что застилало долину по вечерам, не являлось лишь плодом воображения. Ближе к центру долины находилось небольшое озерцо, по краям поросшее сухим камышом. До полудня оно выглядело как блестящее ручное зеркальце, но во второй половине дня, как по волшебству, начинало увеличиваться и расползалось до самых пролесков. Постепенно исчезали и избушки с черепичными крышами, и покрытые деревьями холмы, а ко времени захода солнца вода начинала карабкаться по склонам гор, которые закрывали собой весь горизонт.

Зулейха никогда не могла забыть вечера, когда они вместе с отцом взбирались на высокий холм, чтобы посмотреть на это море. Однажды вечером она неожиданно спросила:

— Папа, а вы любите литературу?

Полковник рассмеялся:

— В свое время очень много читал Намыка Кемаля[72]… До сих пор помню некоторые стихотворения Экрем-бея[73] и Тевфика Фикрета[74]… Но ты, наверное, имеешь в виду современную литературу, новые романы… Нет, дитя мое, я не читал… Кроме «Джезми»[75] ничего не знаю…

Зулейха не собиралась говорить ни о новых романах, ни вести с отцом дискуссии о литературе вообще и торопливо продолжила:

— Если я вам сейчас приведу несколько высокопарное сравнение, вам понравится?

— Ну говори.

— Вы знаете, на что похоже это море, что по вечерам заполняет долину?

— И на что же?

— На любовь, что без видимой на то причины за несколько часов заполняет сердца отца и дочери…

Они оба от природы не были людьми, которым свойственны романтические настроения, а потому всегда при общении оставались скрытными и неприступными.

Они всегда разговаривали о посторонних предметах, пытаясь скрыть, словно постыдную слабость, ту потребность друг в друге, которую испытывали.

Старому военному нелегко было понять, как Зулейха вдруг решилась на откровенность. Пускай и немного по-детски, с такой ироничной поэтичностью в самом сложном вопросе, который для них существовал. Али Осман-бей усмотрел в словах дочери больше намека на свое прежнее равнодушие, чем на нынешнюю любовь.

— Красивое сравнение, дочка, но неверное… Разве мы не любили друг друга? Точнее, разве я не любил тебя?

Зулейха ответила немного печально и в то же время насмешливо:

— Нет, папа. Как можно в этом сомневаться?.. Зачатки любви были в нас, как и у любых отца и дочери. Вот ведь и у этого моря, что мы видим сейчас, есть маленький исток. Там, в долине… Но когда оно растет, то становится настолько отличным от того небольшого скопления воды… И мне кажется, что красота той аллегории, о которой я вам сказала, именно в этом…

Полковник, затаив дыхание, смотрел на совершенно новое выражение лица дочери, которое появилось, когда она произнесла эти слова, и смутно осознавал, что этот поступок Зулейхи вызвал в нем чувство безграничного доверия, которое никакой поцелуй не может вызвать между двумя людьми.

Ему тоже захотелось открыться Зулейхе. Но он решился только на обратном пути, когда дорога, по которой они шли, стала темной от тени деревьев, растущих по краям.

— Зулейха, мне нужно с тобой поговорить… Вопрос очень деликатный… но мы должны обязательно понять друг друга… точнее, ты должна узнать, что я думаю… Скажу еще, что я не привык красиво выражаться… Поэтому не обижайся, если вдруг нечаянно скажу что-нибудь, что тебя обидит…

Зулейха улыбалась, пока слушала это извилистое и путаное предисловие от человека, который обычно говорил коротко и ясно. Она дотронулась до его руки, будто желая, чтобы он ей доверился:

— Папа, вы можете со мной разговаривать абсолютно обо всем.

Полковник ответил:

— Здесь, в Анатолии, ты несчастна, скучаешь… Пришлось сделать вид, что за всеми хлопотами я этого не замечаю… Но я знаю… что так было нужно… У меня имелись на то основания, точнее мысли, о которых я тебе не рассказывал. По известным тебе причинам я не мог заниматься тобой в детстве. Да, ты училась в хороших школах, узнала много интересного и нужного. Но я сейчас не об этом… Твои мысли и образ жизни сформировались среди людей, которые мне неприятны… Известно, кто эти люди… Мне кажется, они привили тебе неправильные взгляды на жизнь… Я понимаю, что говорю путано, сбивчиво… Но ты постарайся меня понять… Наша страна сейчас переживает самый большой переворот из всех, какие только были до этого… Изменения не пройдут бесследно в таких крупных городах, как Стамбул… Ты сейчас в самом нежном возрасте. Ты формируешься как личность. И мне показалось опасным в такое время оставлять тебя среди тех людей и в той среде… Я подумал, что тебе полезнее будет несколько лет пожить со мной в Анатолии… Ты скажешь, что уже поздно? Не беспокойся… И об этом я подумал… Жаль, что пришлось оборвать твое образование на полпути… Это было не совсем правильно… — Полковник отрывисто засмеялся и, покашливая, продолжил: — Так получилось, что я применил силу… Но как я уже сказал, я был обязан это сделать… Я страшно боялся, что моя дочь станет похожей на них… Я надеюсь, ты понимаешь меня, да, Зулейха?

Полковник боялся не напрасно. Им было суждено никогда не понять друг друга в некоторых вопросах. Но Зулейха наконец осознала, проявлением какой несчастной любви был этот страх. Взяв в темноте отца за руку, девушка сказала:

— Хорошо, папа, но это все равно не может помешать нам любить друг друга.

Глава девятая

Юсуф никогда не появлялся в дневное время, но после ужина завладевал вниманием полковника и не отпускал его от себя до поздней ночи.

Обитатели особняка привыкли ложиться спать рано. Сразу после