Рано утром на следующий день улетаем на гастроли, поспать удалось часа три. Поднимаюсь по трапу – звонок: «Андрей Вадимович, я из «Доказательств и правды», нам очень нужно ваше интервью!» По голосу – такая же птичка, щебечет. Ладно, давай по телефону. «В последнее время Боно и Юрий Шевчук проявляют политическую активность. Почему вы не проявляете?» Девушка, идите в жопу. Отключился. Неудобно, грубо. Нельзя так всё-таки с девушками. Звонок. «Андрей Вадимович, не сердитесь, пожалуйста, – работа у нас такая!» Смотри-ка, не обиделась. «Только один вопрос, пожалуйста! Почему вы помогаете Японии?»

Нет, всё-таки в жопу. Лю-ди!!!

Я очень не любил Советский Союз. Но там нас в детстве учили правильным вещам – упавшему надо помочь подняться. А потом в телевизоре появились очень дорого снятые игры, где упавшего надо было добить. Сообща. За миллион рублей. Но вот странно: мы эти игры срисовали с западных (не сами же придумали, в конце концов) – а сострадание в этих западных странах не умерло и не умирает. В чем дело?

Есть одно утешение – скоро исключительно идиоты будут брать интервью у идиотов для идиотов – и гармония восторжествует.

Хоть так.

Или, скажем, так: ты уже знаешь, что там, куда ты летишь, будет тепло и солнечно, и даже зимнюю куртку оставил в машине в Шереметьеве, и всё равно – выходя на трап, задыхаешься от того, насколько тепло и солнечно, и как пахнет морем, потому что вот оно, море, и от того, какое над всем этим синее небо. Над Москвой никогда не бывает такого синего неба, даже когда оно синее, мы смотрим в Москве на небо через мутный слой выхлопных газов и еще всем этим дышим, и думаем, что вот оно, синее небо, а оно на самом деле совсем не такое! Не знаю, как на вас, а на меня наличие или отсутствие солнца над головой влияет со страшной силой. По-моему, серое дождливое утро – уже повод начать войну. А от солнца люди делаются лучше и добрее. И сразу хочется гулять.

Я очень люблю гулять по городу. Без определенной цели, никуда не торопясь. Украдкой разглядывать прохожих, заходить в магазины, если вдруг увидел в витрине что-то диковинное, останавливаться в уютных кафешках, чтобы махнуть рюмочку – чуть-чуть. Я люблю это делать и на родине – особенно в мае, когда листья распускаются, асфальт сухой и девушки скинули лишнюю одежду, скрывающую красоту: как бабочки вылупились из куколок. А только на родине по понятным причинам я этого удовольствия практически лишен. Пожалуй, только поэтому я люблю бывать за границей.

Поверьте, я не кокетничаю. Когда-то, в юные годы, на самой заре известности, мне очень даже нравилось, что меня узнают: идешь по стриту, а девушки провожают тебя такими особенными взглядами. А вот сегодня от этого очень портится настроение. И даже не оттого, что теперь это в основном не девушки, – просто беспардонное вторжение в твое личное пространство раздражает. Двух-трех человек я еще выдерживаю, а потом праздник бесповоротно заканчивается.

С москвичами, кстати, последние пару лет стало легче: узнают, конечно, но не бросаются на тебя с дикими криками и фотоаппаратом наперевес. То ли уровень культуры вырос (хотя с чего бы?), то ли уровень общего пафоса: подумаешь, артист, у нас тут все артисты. Меня, в принципе, устраивает и то и другое. К несчастью, в Москве масса приезжих.

Узнавание в разных местах проявляется по-разному. В Одессе, как правило, деликатно – неслышный подход сзади, негромко на ухо: «Или я ошибся?» Гражданин средней полосы России, не искалеченный цивилизацией, ведет себя необъяснимо одинаково: он догоняет тебя, забегает вперед, останавливается в нескольких метрах, чтобы ты не мог достать его ни рукой, ни ногой, и, указуя на тебя перстом, как можно громче произносит: «Макаревич!» Причину такого поведения я объяснить не могу. Возможно, он хочет поделиться нежданным счастьем с человечеством. Здесь очень важно не сбиться с шага и не позволить дрогнуть ни одному мускулу лица. Тогда он может подумать, что обознался. В противном случае придется останавливаться, расписываться ему на сторублевке, потом фотографироваться, причем просить, чтобы он не клал руку тебе на плечо – мы не настолько знакомы, – а за это время набегут еще четверо таких же. Жена моя удивляется – почему у меня такая быстрая походка? А вот поэтому.

Причем наши люди остаются нашими людьми везде. Артист Укупник рассказывал, как однажды он решил прогуляться по Брайтон-Бич. Неожиданно кто-то сзади плотно взял его голову двумя руками и резко развернул на сто восемьдесят градусов, чуть не свернув шею. Одновременно Аркадий услышал крик: «Изя, снимай скорее, пока я его держу!»

А вчера в аэропорту одна очень красивая девушка просто взяла и улыбнулась чудесной улыбкой. Всего-то навсего.

Господи, как хорошо!

История эта, абсолютно подлинная, произошла пятнадцать лет назад и уже была описана ее участником режиссером Александром Стефановичем в одной из его книг. Но, будучи человеком, не лишенным способности к художественному вымыслу, он несколько видоизменил ход событий. Я же предоставляю вам возможность ознакомиться с тем, как всё происходило на самом деле. Мне кажется, события эти не нуждаются в приукрашивании.

Итак, двадцать лет назад мне позвонил мой приятель Саша Стефанович и предложил поехать на дачу к его приятелю, захватив с собой шашлыка и девушек. Был выходной день, стояла дивная ранняя весна, в воздухе пахло набухшими почками и разными приятными внезапностями, и затея выглядела вполне уместной. Со Стефановичем мы тогда участвовали в создании фильма «Начни сначала» – он как режиссер, а я как исполнитель главной роли, и общались мы практически ежедневно. На вызов подруги оставалось немного времени, я на том отрезке жизни находился в состоянии абсолютно свободного полета, погода за окном требовала смены флагов и новизны ощущений, и я позвонил девушке, которую видел лишь однажды в компании своего знакомого – я знал только ее номер телефона, то, что она работает переводчицей, имеет яркую нестандартную внешность и что зовут ее, допустим, Ира. Ира легко согласилась, через час на своих «Жигулях» за мной заехал Стефанович с подругой Аллой, мы подобрали по дороге Иру, заехали в шашлычную, купили мяса и вина и двинулись за город.

Погода, как я уже говорил, стояла великолепная – снег сошел, асфальт наконец высох, в редких лужах отражалось безоблачное небо, орали птицы. Девушки на заднем сиденье мило щебетали – меня всегда поражала эта вот способность незнакомых между собой девушек моментально находить общий язык и темы и уже через минуту болтать так, как будто дружат они с рожденья – у мужиков так не бывает.

Город быстро кончился, мы катились по каким-то плоским дачным пространствам – везде намечалось возвращение к жизни, – потом миновали большое поле и остановились у одинокого дома, стоящего у перекрестка двух дорог. Во все стороны от небольшого участка уходили поля, покрытые едва выбивающейся травкой и вызывающие в сознании полузабытое слово «зяби», деревьев ни на участке, ни вокруг не наблюдалось – как, впрочем, и других дачных строений. Я еще никогда не видел так одиноко и открыто стоящей дачи – было ощущение, что человек просто отхватил кусочек поля и построил посреди него дом. Останавливаюсь я на этом так подробно только потому, что для дальнейшего хода событий это имело большое значение.