– В этом что-то есть. Мужчине всегда интересна девушка, которая трудно дается, а не та, что выбросила белый фраг при первом же свидании. Следовательно…

– …следовательно, – перебила меня Ирина, – Бронская ревновала его к Липаковой, злилась, и ее злость вылилась в такое вот избиение. Я уверена, что Липакова видела, кто ее бил. Но она либо запугана, либо подкуплена тем же Бронским.

– Бронский, Бронский, – повторил я в задумчивости, вспоминая, где я уже слышал эту фамилию. Причем совсем недавно. Стоп! Это же Володька Коробов упоминал ее, говоря, что Масловский нарыл компромат на генерала Манаева и в том числе на одного из его заместителей, некоего Бронского… А не тот ли самый этот Бронский, школьный меценат?

– Скажи, Ирина, а как зовут отца Анжелы Бронской? – поинтересовался я. – Не Анатолием, случайно?

– Анатолием, – удивленно глянула на меня Ирина. – Бронский, Анатолий Михайлович… Ты что, знаешь его?

– Нет, не знаю, – ответил я. – Но в деле, которое я сейчас расследую, некто Анатолий Бронский упоминается как коррупционер, взяткодатель и махинатор, неправедными путями отхвативший для себя по тендеру крупный строительный подряд. И он – один из фигурантов, кому смерть Василия Масловского была бы выгодна…

– Что, трудное дело? – сочувственно спросила Ирина.

– Трудное, – честно ответил я. И заметил: – А ты, в отличие от меня, молодец, времени зря не теряла. Что дальше-то там у тебя?

Ирина благодарно посмотрела на меня и продолжила:

– А дальше я пошла к матери Саши и все ей рассказала. Зинаида Ивановна выслушала меня, подтвердила, что это Бронский дал деньги на операцию Коли, и попросила меня оставить все, как есть.

– А ты что?

– Вот я и пришла к тебе за советом. Что мне делать? Ведь посадят же девчонку!

– Нет, Ира, оставлять все, как есть, нельзя ни в коем случае, – убежденно произнес я. – Иначе эти Бронские всегда будут побеждать. Они будут делать все, что пожелают: обманывать, воровать, калечить людей, ломать жизни… Может, даже убивать. И оставаться безнаказанными… Скажи, а мальчику операция сделана?

– Да, и успешно.

– Это было главной причиной, почему твоя Саша Терентьева взяла вину на себя?

– Да, – кивнула Ирина.

– Тогда в чем же дело? – поднял я брови. – Теперь, когда операция сделана, и сделана успешно, пусть Саша отказывается от своих показаний. И ничего некрасивого тут нет. С этими Бронскими бороться надлежит именно их методами…

– Я с тобой согласна, – посмотрела на меня Ирина. – Но ты забываешь о том, что Бронский далеко не дурак. Он дал деньги только на операцию, а на реабилитацию обещал дать только после суда. Если Саша откажется от показаний, денег на реабилитацию не будет. А если она подтвердит свои показания на суде и будет осуждена, Бронский даст денег на реабилитацию Коли. Таково его условие. Он предусмотрел возможный отказ Саши и держит ее на крючке. Его крючок – Коля…

– А что, эта реабилитация так уж важна? – неуверенно спросил я.

– Конечно! – ответила Ирина. – Без реабилитации все может пойти насмарку, и Коле может стать еще хуже. Он даже может умереть. Так врачи и сказали Зинаиде Ивановне.

– Ну, если Бронский так подстраховывается, то деньги Терентьева получит не после суда, а после истечения срока подачи апелляции, – заметил я. – И Саше уже не выкрутиться.

– Что же делать?! – с нотками отчаяния спросила Ирина. – Теперь что, невиновная девушка сядет в тюрьму за преступление, которого не совершала, а настоящая преступница мало того что останется безнаказанной, так еще и насладится местью за полученную пощечину? И все это потому, что одна девушка имеет богатого папашу-махинатора, а другая не имеет ничего? Это несправедливо!

– Ты что, пытаешься найти справедливость в нашей стране?

– А что? – с вызовом посмотрела на меня Ирина.

– Здесь ее никогда не было, нет и, по всей вероятности, уже никогда не будет, – констатировал я. – Искать справедливость в России, все равно что выискивать в темной комнате черную кошку, которой в этой комнате нет и не было.

– Но ведь надо же что-то делать! – возмутилась Ирина, не желавшая мириться со сложившимися обстоятельствами. – Не сидеть же сложа руки.

Я тоже не желал смириться с обстоятельствами. Поэтому согласился с Ириной, что надо обязательно «что-то делать» и спросил:

– А сколько надо денег на эту реабилитацию, ты знаешь?

– Знаю.

– И сколько же?

– А тебе это зачем?

– Для общего развития.

– Реабилитация для Коли стоит четыреста восемьдесят тысяч рублей, – не сразу ответила Ирина, странно посмотрев на меня. – У Зинаиды Ивановны сохранились накопленные ею сто пятьдесят тысяч, так что не хватает трехсот тридцати тысяч.

– Знаешь, я тут неплохо получил за сценарий, – произнес я осторожно. – Деньги лежат без движения, а это означает, что они мне особо-то и не нужны. Поэтому…

– Ты хорошо подумал? – не дала мне договорить Ирина.

– Нет, – ответил я.

– Тогда, может, стоит все же подумать? Когда ты получишь еще такие деньги.

– Ну, а что тут думать. Больному ребенку для излечения нужны деньги. Без них он может умереть. Такие деньги у меня есть. Так почему бы мне не помочь мальчику?

– Чужому мальчику, – заметила Ирина.

– Так почему бы мне не помочь совершенно чужому мальчику, – поправился я, – если я это могу сделать без особых потерь для себя? Более того, это спасет невинную девушку от тюрьмы, поскольку все обвинение строится на ее признательных показаниях, а от того лепета, что несет потерпевшая Липакова, любой адвокат не оставит камня на камне.

– Я тебя обожаю, – тихо проговорила Ирина.

– И правильно делаешь, – констатировал я. – Деньги у меня дома, так что завтра с утра отнесешь эти триста тридцать тысяч Зинаиде Ивановне и постараешься, чтобы об этом немедленно узнала Саша. Через мать или через ее адвоката, не важно, главное, как можно скорее. И пусть она немедленно отказывается от своих признательных показаний.

– Сделаю, мой генерал! – с восхищением произнесла Ирина. – Нет, честно, я тебя обожаю, – добавила она с придыханием.

– Ну ладно, обожай, – согласился я и откинулся на спинку дивана.

А потом у нас началось и продолжалось целых два часа то, что, как я уже вам говорил, касается лишь нас двоих и отнюдь не предназначено для чужих ушей…

Дьявол, как всегда, кроется в деталях. А мне деталей как раз недоставало. Впрочем, недоставало и фактов, от которых можно было бы оттолкнуться в расследовании убийства председателя Масловского.