Григорянц задумался, потом полез в настенный шкаф и достал графинчик, наполовину наполненный светло-коричневой жидкостью.

– Вы как? – посмотрел он на меня печально. – Не против помянуть Васю Масловского?

– Не против, – не сразу ответил я, поскольку предложение Эдуарда Юрьевича было для меня весьма неожиданным.

Григорянц разлил коньяк по фужерам, поплескал жидкость по стенкам и залпом выпил. Я последовал его примеру.

– Вася ведь неуемный был, – тускло посмотрев на меня, произнес Эдуард Юрьевич. – Во всем. Если он за что-то брался, все в его руках просто горело. Вот и с общественной работой. Как стал он депутатом Моссовета да еще общество патриотическое возглавил, мы почти и видеться перестали. Ну, а с две тысячи восьмого, когда он учредил Общероссийскую общественную организацию «Контроль народа» и стал ее председателем, так вообще и созваниваться даже редко стали…

– А когда вы его последний раз видели? – спросил я, как бы между прочим, своего собеседника.

– Да за пару дней до этой злосчастной конференции, – наморщив лоб, ответил Эдуард Юрьевич. – Нас, всех семерых из нашей компашки, задумала вдруг собрать Настюха Васянина. Правда, она теперь не Васянина, а Кучумова, да это и не суть важно. И знаете, все пришли! Петюня Волков даже из Питера прилетел. Заказали столик в «Ереме»…

– Простите, где заказали? – поднял я брови.

– В ресторане «Ерема», – повторил Григорянц. – Не знаете разве? Это там, около которого продюсера Лисянского убили в прошлом году. Разве вы не слышали?

Удивительная штука: с рестораном «Ерема», так или иначе, было связано уже два моих расследования, «Кулинарное дело» и «Дело продюсера Лисянского». Неужели и «Дело председателя Масловского» тоже каким-то боком будет с ним связано?

– Слышал, конечно, – ответил я. – В том же прошлом году, в июне, на конкурсе московских кулинаров был убит шеф-повар «Еремы» Владимир Голубев…

– Да, да, что-то такое я слышал… – раздумчиво произнес Григорянц. – Ресторан, собственно, выбрала Настя. А что, отличная русская кухня, великолепное обслуживание… Хороший ресторан.

– Хороший, – согласился я. – Значит, вы говорите, ваша великолепная семерка пришла вся?

– Вся! Никто не сослался на занятость, домашние дела или там болезнь. Знаете, бывает, когда приглашают, а идти не хочется, то сразу находятся разные веские причины. А тут – все пришли, до единого! И никто даже не опоздал! Вот что значит настоящая дружба.

– А с чем была связана эта ваша встреча? – поинтересовался я.

– Да ни с чем, – улыбнулся Григорянц. – Настюха сказала, что просто по всем нам соскучилась.

– Здорово! – заметил я.

– Не то слово, – посмотрел на меня Эдуард Юрьевич. – А как мы славно посидели… Сколько воспоминаний… Смеху было… – Он рассмеялся. – Знаете, и никто из нас почти не изменился. Не «забурел». Не заматерел. Все были такие, как и раньше. И Алевтина тоже мало изменилась…

С этими словами взгляд Григорянца заволокло туманной дымкой. Черт побери, да он до сих пор неравнодушен к этой Алевтине Павловне. А может, даже любит. Ведь настоящая любовь не проходит. По крайней мере, не исчезает бесследно.

А что, если убийство Масловского совсем не связано с конференцией и его несостоявшимся докладом? И то, что председатель Общероссийской общественной организации Василий Николаевич Масловский убит перед самым началом конференции, на которой он должен был разоблачить деятельность генерала Манаева и его приспешников, – это лишь какое-то невероятное стечение обстоятельств? А на самом деле тут замешаны чувства. Разве любовь и ревность не могут быть мотивом убийства соперника? Еще как могут! И примеров этому – не счесть. А еще вполне может быть и такое, что убийство Василия Масловского, случившееся как нельзя кстати для генерала Манаева, это грамотно и ловко продуманный ход. Аккуратно задуманный и исполненный, для того чтобы под подозрение попал именно генерал Манаев, а настоящий убийца оставался бы в тени. И папку с текстом доклада у Василия Николаевича взяли именно с целью перевести стрелки на генерала…

Я искоса посмотрел на Григорянца.

А чего тогда он так долго ждал? Почему не пришил соперника раньше? Ведь с момента женитьбы Масловского на Алевтине, состоявшейся в девяностом году, прошло ни много ни мало аж 24 года! За такое время можно было продумать и организовать не одно идеальное убийство, а десяток. Возможностей для этого, надо полагать, у него было немало. Почему же Григорянц решился на него только сейчас? Если, конечно, убийство Масловского его рук дело?

Стоп! Катализатором, подтолкнувшим Григорянца к убийству, могла послужить их встреча в ресторане «Ерема»! Он увидел Алевтину после нескольких лет, в течение которых они с Масловским, по словам самого Эдуарда Юрьевича, «только перезванивались», и чувства к ней вспыхнули с новой силой. Воскресли прежние переживания. А может, они еще и тепло поговорили друг с другом, когда Василий Николаевич, скажем, отлучился в туалет, чего-то повспоминали общее, и вот – приходит решение его убить! И освободить путь к желанной мечте в образе Алевтины…

Когда это они встречались? За пару дней до начала конференции, как сказал Григорянц. Значит, он знал о конференции и о докладе, который будет делать на ней Масловский… В голове Григорянца мгновенно созрел план: убить соперника и подставить генерала Манаева, на котором, похоже, пробы негде ставить. Конференция состоялась, вернее, не состоялась седьмого июля в понедельник. Значит, сидели они в ресторане пятого, в субботу…

Если все так, тогда кто такая, черт возьми, эта Лида? Помощница Григорянца? Или это он сам организовал эсэмэску, якобы посланную от нее? Но почему Масловский так среагировал на это сообщение, что едва ли не бегом побежал на пятый этаж отеля? Почему эта Лида была столь значима для него?

Надо непременно наведаться в ресторан «Ерема». Порасспрашивать там у официантов про эту встречу…

Я снова глянул на окунувшегося в воспоминания Эдуарда Юрьевича и спросил:

– И долго вы просидели в «Ереме»?

– Ну, собирались мы к шести часам вечера, а ушли… – он немного подумал, – что-то около двенадцати.

– Крепко посидели, – констатировал я.

– Да, – улыбнулся Григорянц, но улыбка тотчас исчезла с его лица: – Теперь уже нам так посидеть никогда не удастся…

– Почему? – поинтересовался я.

– Потому что нас осталось только шестеро… – убито произнес Эдуард Юрьевич.

– Вы, наверное, долго не могли проститься? – спросил я Григорянца, чтобы потянуть разговор об этой встрече в ресторане. – Столько не виделись, и вот – надо расставаться.

– Вы правы, уже выйдя из ресторана, мы с четверть часа, если не больше, стояли все вместе и никак не могли разойтись. Вспоминали разные случаи, хохотали, обменивались адресами и телефонами. Ильдус Низамов с Гариком Шалевичем все настаивали, чтобы такие наши встречи стали бы ежегодными. Все с ним соглашались, а Петюня Волков сказал, чтобы происходили они именно в этот день, пятого июля. Мол, день пятого июля становится теперь днем встречи нашей великолепной семерки… Да! – Эдуард Юрьевич явно что-то вспомнил и посмотрел на меня. – Когда мы уже наобнимались на прощание, обменялись адресами и телефонами и пожали друг другу руки, к Васе подошла какая-то девушка и попросила уделить ей «две минуты»…