написано? Зайцы – три штуки!

– А что надо было написать, товарищ капитан? Зайцы – три человека?!

Если раньше Маруся, Антонина и другие присутствующие давились смешками, то сейчас хохотали едва ли не в голос.

– Дело не в этом, – из последних сил пытался оставаться серьезным Юрий. – Где я возьму столько зайцев?

– Ага, значит, зайками всех подряд девушек называть вы, товарищ капитан, можете, – парировала Люба, – а найти трех исполнителей ролей зайцев не можете?

Артемьев хихикнул, но как-то нервно.

– Вы, товарищ капитан, дальше почитайте, – попросила Люба, – может, возникнут еще какие возражения, замечания, пожелания…

Юрий снова хмыкнул и стал читать дальше.

– Сцена первая. Избушка в лесу. Над избушкой украшенный дождиком транспарант «С Новым 1977 годом!» Перед избушкой нервно ходит Первая Баба-яга. Она поглядывает за сцену, как будто кого-то высматривает. Первая Баба-яга: «Летят, наконец-то! Сюда, сюда! Заходи на посадку!» Машет руками и свистит. Из-за сцены доносится гул самолетов, затем скрежет тормозов. Появляются и прыжками передвигаются по сцене в ступах Вторая и Третья Бабки-ежки. У одной на ступе написано «МиГ-21», у другой – «Як-38». Бабки-ежки останавливаются, вылезают из ступ и ставят их возле избушки…

– Слушайте, по-моему, в этом что-то есть, – сказала Маруся. – Смешно, злободневно… Лично мне нравится. Молодец, Люба!

– И мне нравится! И мне! Предлагаю принять в первом чтении и в целом! – зазвучали голоса. – Кто за? Кто против? Воздержался? Почти единогласно – при одном воздержавшемся.

Польщенная Люба порозовела от удовольствия.

– Ну-у-у… даже не знаю, – нерешительно протянул воздержавшийся Артемьев. – А что скажет наш главный знаток и любитель словесности? Серафима, тебе нравится? А где, собственно, Серафима?

Юрий окинул взглядом актовый зал, но Симы Паниной, как и следовало ожидать, нигде не увидел.

– Куда она запропастилась? Просил же всех собраться возле сцены, – проворчал он. – Кто-то видел недавно Серафиму?

– Я Симу час назад встретила на лестнице, она к себе в библиотеку поднималась, – ответила одна из девушек. – Сказала, что быстренько пообедает и спустится.

– Ничего себе – быстренько! – съехидничал Юрий. – Она что, в ресторане обедает? Ребята, сбегайте кто-нибудь за Серафимой, пожалуйста.

– Я сбегаю! – вызвалась Антонина.

У Антонины, главы женсовета гарнизона, образцовой жены и матери десятилетней Ксюши – отличницы, умницы и маминой помощницы – имелась давняя сердечная тайна. Давняя, а потому весьма запущенная. Свою тайну Антонина открыла лишь однажды – Марусе как лучшей подруге. Антонина была влюблена в начальника Дома офицеров. Влюблена, к счастью, безответно. К счастью – потому что иначе, по твердому убеждению Маруси, Юрка непременно испортил бы Антонине жизнь, а ее супругу Олегу, зампотеху ОБАТО (Отдельного батальона аэродромно-технического обслуживания), карьеру. Любовные треугольники в гарнизоне были чреваты последствиями для всех сторон, поэтому, по возможности, разрушались еще на стадии их возникновения… Но Юрий, похоже, вообще ни о чем не догадывался.

Маруся тайну хранила свято и Антонине сочувствовала, хоть и не оставляла попыток убедить подругу в бесперспективности ее чувств. Антонине хватало благоразумия ничем свои чувства не проявлять, разве что она старалась почаще попадаться Артемьеву на глаза и быть ему полезной. Вот и сейчас готова была по мановению его руки мчаться разыскивать куда-то запропастившуюся библиотекаршу.

– Премного благодарен, – кивнул Юрий, – а я пока еще полистаю этот… образчик сценарного искусства.

Антонина умчалась. Вернулась она минут через пять. Ворвалась в зал, не добежав двух метров до сцены, остановилась и схватилась за сердце. Ее лицо, обрамленное темными гладкими волосами, стянутыми на затылке в тяжелый узел, поразило Марусю бледностью.

– Ты одна? А где Серафима? Она идет или нет? Долго мы еще будем ждать? – раздраженно спросил Артемьев.

Антонина, тяжело дыша, молчала, только смотрела перед собой широко раскрытыми глазами.

– Да что с вами со всеми такое сегодня? – воскликнул Юрий. – Ни от кого не могу ничего добиться! Как работать в таких условиях творческому человеку?!

– Сима не придет, – наконец выговорила Антонина. – Она там, у себя в библиотеке… мертвая лежит.

Часть третья

17

– Ты что несешь, Антонина? – строго спросил Артемьев. – Что за глупые шутки?

– Это не шутки, – тихо ответила Антонина. – Не дышит она. «Скорая» уже ничем не поможет… Или все равно нужно вызвать?

Юрий зачем-то посмотрел на наручные часы.

– Всем оставаться на местах, панику не поднимать, – скомандовал он и быстрым шагом направился к двери, – Маруся, Антонина, за мной.

По лестнице поднимались молча, в затылок Марусе тяжело дышала Антонина.

В читальном зале было пусто.

– Там, – сказала Антонина, показывая в сторону комнатки за стеллажами.

Серафима лежала на полу. Глаза ее были закрыты, руки прижаты к животу, на лице, которое удивило Марусю желтизной, застыло страдальческое выражение. Маруся, присев, нащупала на шее Симы сонную артерию. Подняла глаза на Артемьева, в ответ на его немой вопрос отрицательно покачала головой.

– Ч-черт! – скрипнул зубами Юрий. – Причину можешь определить? Какой-то приступ? Сердце?

– Такая молодая… – всхлипнула Антонина.

Маруся проверила зрачки Симы. Расширены. Встав на колени, легонько надавила на грудную клетку и склонилась над телом. Запах изо рта. Едва уловимый, странный… неприятный.

Снова покачала головой.

– Не сердце, нет. Я не судмедэксперт, но похоже на… Юр, надо милицию вызывать.

Антонина охнула и прижала ладошку к губам.

– Ч-черт, – повторил Юрий. – Вызову из своего кабинета. Сюда никого не пускайте. И тут ничего не трогайте.

– Понимаем, не маленькие, – кивнула Антонина.

Маруся окинула комнатку взглядом. За несколько суток, прошедших с того памятного вечера, когда они с Серафимой пили чай с сушками, а потом тушили пожар, здесь ничего не изменилось. На застеленном клеенкой столике стояли пустая бутылка из-под кефира и любимая Симина чашка – красная в крупный белый горох. Рядом на блюдце лежала недоеденная булочка. Заглянув в мусорную корзинку, Маруся увидела там только смятую темно-зеленую крышечку из фольги – от пустой бутылки. Сима часто обедала кефиром, который покупала в ближайшем гастрономе. При виде надкусанной булочки у Маруси защемило в груди и защипало в носу… Что же здесь произошло?

Следственно-оперативная группа приехала быстро. Возглавлял ее все тот же неприятный Николай Малышев. Артемьев проводил прибывших в комнатку, где лежала Сима.

Увидев Марусю, Малышев крякнул и сморщился, как будто у него внезапно заболел зуб.

– И вы здесь, Мария… э-э-э…

– Васильевна я. Здесь, как видите, – сухо подтвердила Маруся.

– Почему-то я не удивлен, – хмыкнул Малышев. – Очевидно, у нас в городе без вас ни одно происшествие не обходится… Попрошу посторонних освободить помещение! – громко распорядился он. – Передайте там, чтобы никто никуда не расходился, после осмотра места происшествия будем опрашивать свидетелей.

– Перед тем, как вы начнете опрашивать свидетелей, я хотела бы