— Привет, старина, — сказал Аллейн.

Все остальные ждали, пока он выберется из зарослей. Полицейский придержал мокрую ветку, чтобы она не хлестнула Аллейна по лицу.

— Здесь придется пригнуться, сэр.

Аллейн наконец выбрался из кустарника. Его фонарь моргнул и почти сразу уткнулся в блестящую от дождя горку.

— Мы прикрыли его, — объяснил сержант, — когда стал собираться дождь.

— Хорошо.

— И постарались как можно лучше закрыть землю вокруг тела. Кирпичами и досками вон от того сарая. Да на беду вода все-таки подтекла под низ.

Аллейн сказал:

— Ничего. Лучшего ожидать не приходится. Думаю, прежде чем мы подойдем поближе, надо сделать фотографии. Вперед, Бейли. Вы уж постарайтесь. Сначала снимите тело так, как есть, потом откройте его и снова сфотографируйте. Со всеми подробностями, а то дождь все смоет до утра. Хотя, кажется, скоро развиднеется.

Они вслушались: в зарослях капли падали с мокрых деревьев, но дождь перестал барабанить, и к тому времени, когда Бейли установил свой аппарат, белесая луна снова осветила долину.

Когда Бейли, пользуясь вспышкой, закончил фотографировать место преступления и прикрытое брезентом тело, он снял брезент и снова сфотографировал труп с разных точек, сперва с твидовой шляпой на лице, а потом — без нее. Отдельно он сфотографировал лицо полковника Картаретта, и при свете магния сверкнули в ночи его поднятые брови и поджатые губы. Только когда все это было сделано, Аллейн, осторожно ступая, подошел ближе, наклонился над телом и осветил своим фонарем рану.

— Рану нанесли острым орудием? — спросил Фокс.

— Да, — кивнул Аллейн. — Конечно, рана глубокая Но можно ли нанести ее острым орудием, дружище Фокс? Не стоит гадать, пока не узнаем, чем его убили.

Он перевел фонарь с лица полковника на что-то, серебристо блеснувшее в траве рядом, у самой реки.

— А это и есть Старушенция? — шепнул он.

Главный констебль и сержант Олифант в знак подтверждения дружно закивали. Свет фонаря переместился на сведенные вместе руки полковника. В одной из них он сжимал пучок травы.

— Трава срезана, — сказал Аллейн. — Он хотел завернуть в нее форель. Вот нож, а вот корзина для рыбы.

— Мы тоже так подумали, сэр, — согласился сержант.

— Вот так рыбина! — сказал главный констебль, и в голосе его невольно прозвучали нотки зависти.

Аллейн спросил:

— Как выглядело это место перед дождем?

— Как видите, сэр, — заговорил сержант, — тут по большей части галька. В ивняке ничего не видно — там земля совсем сухая. На берегу, где он ловил рыбу, почва мягче, и мы вроде бы нашли там следы покойного и еще пару отпечатков на почве, рядом с тем местом, где он упал, но больше я ничего не обнаружил, да мы и не особенно искали, чтобы не затоптать то немногое, что сохранилось.

— И правильно. Пойдет еще дождь до утра?

Трое местных полицейских вышли на открытое пространство и посмотрели на небо.

— Полагаю, что нет, сэр, — сказал сержант.

— Прояснилось, — согласился с ним басовитый констебль.

— Небо чистое, — произнес сэр Джеймс Панстон.

— Тогда снова закройте тела сержант, и оставьте здесь пост до утра. Есть у нас какие-нибудь подсказки насчет времени убийства? Кто-нибудь проходил этой дорогой?

— Сестра Кеттл, сэр она его и нашла. Потом с ней пришел сюда молодой Доктор Лакландер чтобы осмотреть труп. Он говорил, что немного раньше шел через долину и переходил через мост. Больше мы ни с кем не беседовали.

— Глубокая здесь река? — спросил Аллейн.

— Футов пять будет, — сказал сержант Олифант.

— Вот как? Тело лежит на правом боку, почти параллельно течению реки и лицом к ней Футах в двух от края берега. Голова — по течению, ноги — в сторону моста. Рыба лежит у самой воды, рядом с пучком травы, которую убитый срезал, чтобы завернуть свой улов. Рана — на левом виска Я полагаю, что он сидел на корточках в двух футах от воды и собирался завернуть рыбу в траву. Если, как указывают отпечатки у его ног, в этом положении ему был нанесен удар и он упал так, как лежит сейчас, должно было случиться одно из двух, не так ли, дружище Фокс?

— Либо, — флегматично произнес Фокс, — его повалил на землю левша, стоявший у него за спиной, либо правша, стоявший перед ним, причем на расстоянии не менее трех футов.

— Но в таком случае нападающий, — сказал Аллейн, — должен был находиться на поверхности реки, примерно в двенадцати дюймах от берега. Что звучит не так уж глупо, как может показаться! Хорошо, продолжим. Что у нас дальше?

Главный констебль, который до этого слушал молча, теперь сказал:

— Насколько я понимаю, в Хаммере вас ждет целая толпа возможных свидетелей. Хаммер — это дом Картаретта на Уоттс-хилл. Если вы не против, Аллейн, я с вами не пойду. Делать мне там нечего. Когда я вам понадоблюсь — я буду в пяти милях от вас, в Тарретсе. Я, конечно, буду счастлив помочь, но вы, разумеется, сами предпочтете, чтобы вас оставили в покое. Сужу по себе. Кстати, в «Мальчишке и Осле» предупреждены, что вам, вероятно, понадобятся места, чтобы провести там остаток ночи. Ваша комната — у лестницы. Если вы оставите записку, вам подадут завтрак. Спокойной ночи.

И не успел Аллейн сказать «спасибо», как сэр Джеймс удалился.

Сержант повел Аллейна и Фокса в Хаммер. Аллейну удалось добиться послушания от спаниеля Скипа, и после одного или двух фальстартов, сопровождавшихся подвыванием, пес побежал за ними. Чтобы не заблудиться в зарослях, они светили перед собой фонарями. Внезапно Олифант, шедший впереди, яростно выругался.

— Что такое? — испуганно спросил Аллейн.

— Боже милостивый! — воскликнул Олифант. — Я уж решил, что кто-то на меня смотрит. Господи, да вы только поглядите!

Дрожащей рукой он направил фонарь на мокрую листву. Невысоко, на уровне человеческих глаз заблестели два светящихся кружка.

— Сюрреалистические изыски, — пробормотал Аллейн. — В глухой провинции.

Он навел свой фонарь, и они увидели очки, повисшие на сломанной веточке.

— Сорвем же этот плод с осторожностью и благодарностью, — произнес Аллейн и завернул очки в свой платок.

Теперь луна озаряла мост и отбрасывала чернильную тень на сломанный сарай и на ялик, превращая пейзаж в подобие гравюры. В ее мерцании покачивались, как в романтической сказке, высокие камыши, и река казалась заколдованной.

По Речной тропинке они поднимались на Уоттс-хилл. Скип начал повизгивать и завилял хвостом. Через минуту они увидели причину его волнения — большую полосатую кошку, которая при ярком лунном свете сидела на тропинке и умывалась. Спаниель припал к земле и странно зафырчал. Томазина Твитчетт, а это была именно она, бросила на него недружелюбный взгляд легла на спинку у ног Аллейна и завороженно замурлыкала. Аллейн любил кошек. Он наклонился к ней и понял, что Томазина не прочь забраться к нему на руки. Он поднял ее. Она потерлась мордочкой о его грудь и потянулась к его лицу.