— Для тебя, наверное, было страшным ударом, когда была погублена твоя карьера, — сказал он. — Ты, наверное, была талантлива, если Донетти взял тебя в ученицы.

Она пожала плечами.

— Тогда я была просто убита. Мне остается только ждать, надеяться и не очень зацикливаться на этом, — сказала она. — Бывают трагедии и пострашнее.

Она не стала распространяться на эту тему, но он, наверное, догадался, на что она намекает.

— Я бесплатно поделюсь с тобой одной мыслью, Линнет, — сказал он каким-то странным тоном, спокойным, но в то же время полным сдерживаемых чувств. Большинство из нас может справиться с самыми серьезными катастрофами в жизни, когда они обрушиваются на нас. Гораздо труднее осознавать, что упущены возможности, что не случилось того, чего ты ждал или о чем мечтал. Просчеты в планах. Ошибки. Вот что приносит больше всего боли.

Он жестом подозвал официантку и положил банкноты и монеты на тарелку, которую она принесла.

— Большое спасибо!

Линнет молча наблюдала за ним. Она все еще находилась под впечатлением его слов, и не решалась ни добавить что-нибудь к тому, что он сказал, ни спросить его о чем-либо. День и так был полон сюрпризов, начиная с откровенности Дины утром и кончая восхитительным обедом в этом очаровательном ресторанчике в обществе Макса. А теперь предстояло решить довольно сложную задачу: что же он имел в виду? Не говоря уже о том, чтобы рискнуть прокомментировать его высказывание…

Он повернулся к ней, и широкая, соблазнительная улыбка озарила его лицо.

— На сегодня лекция окончена, — сказал он, умышленно подтрунивая над собой. — Небольшая прогулка — хороший способ избавиться от последствий чревоугодия и слишком серьезного отношения к жизни.

Они пошли назад вдоль каналов к набережной с причалами, но до отправления парохода еще оставалось время, поэтому они продолжали прогулку — мимо лужайки с деревьями и железными скамейками, направляясь в ту часть острова, которая выглядела необитаемой — земля, заросшая высокой травой, птичий гомон и уединение.

Макс сел на землю, глядя вдаль, поверх голубого пространства лагуны, и после недолгого колебания Линнет присела рядом с ним. Вокруг был покой, и они могли вообразить себя единственными людьми на острове. Или во всем мире… И, может быть, впервые Линнет почувствовала себя с ним раскованно, как будто они достигли барьера и перешагнули через него.

— Такие минуты покоя большая редкость, — сказал он, и ей стало жутко, что он прочитал ее мысли. — Особенно для тебя и меня, Линнет, а?

Он повернулся к ней вполоборота и, протянув руку, поднял длинный локон ее волос, задев за щеку. Потом выпустил локон, и его рука опустилась на ее плечо, где обгоревшая на солнце в тот печально памятный день кожа успела зажить и начала шелушиться.

— Птичка-певунья, которая пролетела слишком близко от солнца, как Икар, сказал он нежно, и его пальцы скользнули вниз, к ее груди.

Линнет, как завороженная, наблюдала за движением его руки, почти не дыша. Ее переполняла какая-то сладостная боль в ожидании того момента, когда его рука охватит мягкую округлость, всем существом она жаждала этого. Она закрыла глаза, и летний зной застыл в ожидании вместе с ней.

Рев пароходного гудка разорвал тишину.

— Я забыл. — сказал он непринужденно. — Ты не любишь, когда к тебе прикасаются, да? Или мне показалось? Пароход пришел. Поехали домой.

Их совместное возвращение никто не прокомментировал, лишь у Дины слегка поднялись брови.

— Смотри, кого я встретил на Бурано, сказал Макс небрежно. Дина улыбнулась.

— Ты, наверное, навещал Альбу? Как она?

— Она молодец. Естественно, стареет, но во всем остальном ничуть не изменилась. Она меня как следует отчитала, практически ни за что, но, наверное, я все-таки заслужил нотацию.

В голосе его звучала ирония, но Дина сказала, смеясь:

— Ты знаешь, что она боготворит землю, по которой ты ходишь Гы слишком нравишься женщинам всех возрастов. Макс Единственное, чего бы я тебе пожелала, не злоупотреблять этим.

— Ну, не думаю, что могу слишком уж обворожить Альбу своими чарами. Для нее я по-прежнему мальчишка, которому она задавала трепку, — беззаботно сказал он.

Но Линнет уловила предостерегающую нотку в голосе его тетки и быстрый взгляд в свою сторону. Что она хотела сказать этим? Не позволяй этой английской девчонке увлечься собой — это будет несправедливо по отношению к ней?

Чуть позднее, взглянув на себя в зеркало туалетного стола, Линнет увидела, что у нее порозовели щеки, а глаза сияют. Может быть, это от солнца и ветерка, которым она подставила лицо, пока стояла на палубе парохода, а рядом был Макс? Но это могло быть и результатом сохранившегося ощущения от обеда с Максом, неожиданной близости и короткого, но глубоко запечатленного прикосновения его руки. Она выглядела мечтательной и чувственной — как женщина после акта любви. Или как женщина, которая этого ждет.

Линнет вскочила, потрясенная явным эротическим настроем собственных мыслей. Даже думать о том, что Макс любит ее, было опасно, не говоря уж о том, чтобы активно желать этого, представлять себе, что будешь чувствовать при этом. «Хватит!» — сказала она себе.

Она росла тихим ребенком, застенчивым подростком и всю жизнь считала себя рассудочным человеком. Только музыка вызывала в ней сильные чувства; только когда она пела, она чувствовала себя по-настоящему живой и испытывающей удовлетворение. Так почему же теперь, с каждым днем все сильнее, она стала сознавать свою физиологическую сущность, потребности и реакцию своего тела? Неужели потому, что не могла больше петь? Неужели эго было той пружиной, которая освободила и вытолкнула вперед другую, скрытую сторону ее натуры, о которой она до поры не подозревала?

Может быть, это случилось бы и без того, если бы их пути с Максом ди Анджели пересеклись раньше. Если бы она встретила его еще будучи ученицей маэстро Донетти, может быть, она и тогда оказалась бы не в силах противостоять его роковому обаянию.

Я не должна допустить, чтобы это случилось со мной, твердо сказала она себе; я должна изо всех сил противостоять этому. Обнаружить его привлекательность было плохо само по себе, но сегодня, слушая его рассказы о детстве, она поняла, что начинает сочувствовать ему. После этого оставалось совсем немного, чтобы проявить к нему интерес. Влюбиться.

Нет, нет и еще раз нет! У нее впереди вся жизнь; когда-нибудь, совсем скоро она снова будет петь. Она не позволит, чтобы глупое романтическое увлечение безнравственным человеком принесло ей боль, а, может быть, и уничтожило ее; а он, в лучшем случае, может вступить лишь в случайную связь с ней из мимолетного любопытства, а потом уйти своей дорогой.

Несмотря на все эти строгие поучения в собственный адрес, она тщательно оделась к ужину, выбрала платье, которое, она знала, идет ей, расчесала волосы до блеска, и едва дождалась момента, когда нужно было спускаться вниз.