«Ежели прописанное мое Всеподданнейшее прошение удостоится ВЫСОКОМОНАРШЕГО благоволения и чтобы оное наиаккуратнейше могло восприять свое действие, дабы каждый шаг злоумышленников мог бы быть преследуем, я должен буду лично открыть сию тайность ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ или же Вашему Превосходительству, ибо открыть кому-либо другому я не буду в состоянии, а потому приемлю смелость всепочтеннейше просить Ваше Превосходительство доложить о сем ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ, дабы по ВЫСОЧАЙШЕЙ ВОЛЕ повелено было немедленно снабдить меня от казны прогонными деньгами, равно и подорожною на проезд мой из м. Атак Бессарабской Области до того места, где ВСЕАВГУСТЕЙШИЙ МОНАРХ изволит присутствовать»66.

Письмо завершалось настоятельной просьбой об аудиенции.

Ну а далее, как мы знаем, началась оживленная переписка начальника Главного штаба с новороссийским генерал-губернатором и командованием 2-й армии о неотложной доставке в Петербург «Еврея Ушера Вольфа Мошковича Жолквера». По прибытии в Петербург Жолквер был принят генералом Дибичем, который удостоил необычного посетителя продолжительной беседой. По всей видимости, начальник Главного штаба не пожалел о времени, потраченном на Жолквера. Более того, генерал посчитал, что встретиться с приезжим евреем было бы весьма полезно и министру финансов Российской империи. Последний был уведомлен Канцелярией Главного штаба Его Величества, что упомянутый Жолквер «намерен был сделать открытия, до министра финансов относящиеся»67. Егор Францевич Канкрин, видимо, поначалу был шокирован сделанным ему предложением дать аудиенцию какому-то бессарабскому еврею. Однако ему недвусмысленно дали понять, что таковое желание исходит от самого государя, после чего министр изъявил полную готовность исполнить высочайшую волю.

Из сохранившихся архивных документов можно сделать вывод: Канкрин тайно принял Жолквера и, судя по всему, получил от него информацию настолько ценную, что уже через несколько дней возложил на совершенно неизвестного ему прежде человека секретное поручение особой важности.

2 марта 1826 года Жолквер в сопровождении фельдъегеря покидает сановный Петербург. Его путь лежит в Одессу и далее – в Дубоссары.

О предстоящем проезде загадочного эмиссара были оповещены главнокомандующий 2-й армией генерал от кавалерии граф П. Х. Витгенштейн и новороссийский наместник граф М. С. Воронцов. В день отъезда Жолквера из Петербурга генерал-майор А. Н. Потапов направил уведомление начальнику штаба 2-й армии генерал-адъютанту П. Д. Киселеву: «Вследствие поручения Г. Начальника Главного Штаба Его Величества покорнейше прошу Ваше Превосходительство препровождаемого при сем Дубенского Еврея Ушера Золквера (так в документе. – П. Ч.) и конверт от министра финансов за № 157 вместе с оным же Евреем приказать при первом удобном случае отправить к Полномочному Наместнику Бессарабской области Г. Генерал-Адъютанту графу Воронцову, и о последующем почтить меня вашим уведомлением»68.

Месячное пребывание Жолквера в столице Российской империи было окружено плотной завесой секретности. Сохранившиеся в фондах РГВИА документы Главного штаба, к сожалению, почти не проясняют дело. Можно лишь предположить, что сделанные Жолквером «открытия, до министра финансов касающиеся» имели отношение к пограничной контрабанде, наносившей значительный ущерб русской казне. На это косвенно указывают документы, завершающие архивное «дело Жолквера».

Первый из них – собственноручная расписка Жолквера. Вот ее текст:

«Я, нижеподписавшийся, Г. Дубно Еврей Ушер Вольф Мошкович Золквер (так в тексте. – П. Ч.), сим свидетельствую, что пожалованные мне Г. Министром финансов триста рублей ассигнациями, от Старшего Адъютанта Главного Штаба Его Величества Капитана Борщова, равномерно и секретное повеление от Г. Министра финансов к Г. Начальнику Дубосарского Таможенного округа за № 158 получил 2 Марта 1825 года в С. – Петербурге»69.

Второй документ – «Записка» старшего адъютанта Главного штаба капитана Борщова от 3 марта 1825 года:

«1-го Марта сего года Начальник Главного Штаба Его Величества препроводил записку к Министру финансов, в коей сказано, что Государю Императору благоугодно было, дабы Его Превосходительство объяснился с Евреем Жолквером о делах, которые он ему представит.

На сию записку Министр финансов после объявления отвечал, что он находит возможным Еврею Жолкверу дать триста рублей, отношение к Полномочному Наместнику Бессарабской области и предписание к Начальнику Дубосарского Таможенного округа о оказании вспомоществования в поручении, кои ему доверяются, и просил по сему предмету мнения Начальника Главного Штаба.

По сему отзыву Министр финансов приказал написать бумаги к Полномочному Наместнику Бессарабской области и к Начальнику Дубосарского Таможенного округа, которые вместе с тремястами рублями были мне вручены.

Деньги сии вместе с секретным предписанием к Начальнику Дубосарского Таможенного округа за № 158 выданы Еврею Жолкверу под расписку, которая при сем представляется; а секретное отношение к Полномочному Наместнику Бессарабской области за № 157 послано к Начальнику Главного Штаба 2-й Армии для доставления по принадлежности.

Еврей Жолквер 2-го Марта отправлен с срочным фельдъегерем в Тульчин»70.

11 марта 1825 года генерал-адъютант П. В. Киселев отправил из Тульчина в Петербург следующее уведомление:

Дежурному генералу Главного Штаба

Его Императорского Величества

Господину Генерал-Майору и Кавалеру

Потапову

Доставленный при отношении Вашего Превосходительства за № 411 Дубенский Еврей Ушер Жолквер с Конвертом от Министра финансов за № 157, согласно помянутому отзыву Вашему, отправлен в г. Одессу к Полномочному Наместнику Бессарабской области Господину Генерал-Адъютанту Графу Воронцову 10 числа сего месяца. О чем Ваше Превосходительство имею честь уведомить.

Этим документом обрывается так и не проясненная до конца история русского разведчика Ушера Жолквера, решившего, по всей видимости, возобновить секретную службу в мирное время. Наверное, следы Жолквера можно было бы отыскать в архивах Одессы и Дубоссар, куда он был командирован с особым поручением…

С достоверностью можно утверждать лишь одно: заслуги скромного ветерана Отечественной войны 1812 года спустя без малого двенадцать лет были признаны властью в той мере, как это было возможно в то время, с учетом социального положения героя нашего повествования. Сам он мечтал лишь о паспорте на свободное проживание по всей территории Российской империи.