– Не надо быть таким скромником, сэр! – упрекнула его Элизабет, причем произнесла эту фразу с такой искренностью, что я почти поверила будто она – заботливая служанка, действующая по приказанию Влада. – В нашей стране издревле принято, чтобы женщины помогали мужчинам мыться.

Она заломила гостю руки за спину (он мог только огрызаться), а я, встав на колени, расстегнула и сняла с него брюки. Под ними оказались шелковые мужские панталоны. Не обращая внимания на испуганные крики англичанина, я сдернула и их. Затем настал черед кожаных домашних туфель.

Оставался последний оплот, скрывавший наготу нашего гостя, – ночная рубашка. С помощью Элизабет я сняла ее через голову. Теперь по насыщенности цвета лицо англичанина без труда могло соперничать с его собственным смокингом. Он скрючился в отчаянной попытке хоть как-то прикрыть свое причинное место, но с заломленными руками это было невозможно.

Элизабет осуждающе прищелкнула языком и сказала мне по-румынски:

– Как их испортила викторианская эпоха. Наворачивать на себя столько одежды! Это же вредно для здоровья.

Она подтолкнула гостя к лохани.

– Полезайте в ванну, сэр!

Англичанин стоял как вкопанный. Тогда, по-прежнему не выпуская его рук, Элизабет легко подняла гостя и погрузила в горячую воду. Наверное, вода была слишком горячей, ибо англичанин вскрикнул и поначалу поднялся на цыпочки, рискуя обнажить перед нами то, что так тщательно пытался скрыть. Но стыдливость оказалась сильнее, нежели страх обвариться, и англичанин, пыхтя, опустился ниже. Вскоре из воды торчали только шея и голова, окутанные клубами пара. Англичанин намеренно притиснулся почти к самому краю лохани, чтобы как можно меньше голого тела было открыто нашим нескромным взглядам.

Взяв изящный кусок душистого французского мыла, Элизабет церемонно подала его гостю.

– Прошу вас, сэр!

Сидя на корточках, англичанин протянул мокрую руку и взял мыло. Положение его было более чем щекотливым. Чувствовалось, он напряженно обдумывает, как бы так исхитриться и, не нарушая приличий, вымыться на глазах у этих решительных и по-мужски сильных служанок. Здравый смысл требовал встать во весь рост (иначе не намылишься), однако стыдливость победила и в этом вопросе. Оставшись сидеть на корточках, он пытался намылиться... под водой.

– Я закончил, – наконец объявил гость. – Попрошу дать мне полотенце.

– Так не моются, – возразила я и стала расстегивать платье.

Представляю, в какие панцири, именуемые нижним бельем, викторианская эпоха заковала тела женщин. У меня же под стареньким платьем не было ничего, кроме моей перламутрово-белой кожи.

Вскрикнув, англичанин с решительностью истинного джентльмена отвел глаза. Но внутри него шла битва между викторианским воспитанием и плотским желанием. Я сбросила платье на каменный пол и двинулась к лохани, сияя великолепием своей наготы. Я была красивее и совершеннее Венеры, вышедшей из морской пены[6]. И конечно же, англичанин украдкой поглядывал на меня!

Я влезла в лохань и опустилась перед ним на колени. Вода подхватила мои волосы, и их пряди закачались на ее поверхности, будто стебли диковинных иссиня-черных водорослей. В сравнении с тусклой кожей англичанина, моя – сияла. Вода показалась мне не горячей, а приятно теплой.

За спиной раздался голос Элизабет, дрожащий от возбуждения. У меня вдруг пропал стыд – я знала, что теперь ее присутствие мне не помешает.

– Не тревожьтесь, сэр, – обратилась она к англичанину. У нас так принято: после мужчин женщины моются в той же воде. Вы же не станете ломать старинный обычай...

Бедный англичанин прижался лодыжками и коленями к горячей стенке лохани, впившись пальцами в ее борт.

– Прошу вас, мисс, дайте полотенце! Мне очень неловко. У нас в стране совсем другие обычаи.

Я пододвинулась ближе, пока наши ноги не соприкоснулись. Англичанин вздрогнул и дернулся всем телом. На полу вокруг лохани разлилась лужа. Я знала: он решил во что бы то ни стало сохранить верность своей невесте и готов был употребить на это всю имевшуюся у него волю. Тогда я высунула из воды руку, дотронулась до его небритого подбородка и повернула лицом к себе.

Его воля была сильной, но не настолько, чтобы противостоять моему желанию. Едва его глаза встретились с моими, как он попал под мою власть и вздохнул, радуясь избавлению от всех барьеров, которыми себя окружил.

– Вы – самое удивительное и необыкновенное создание. Таких женщин я еще не видел, – прошептал он и потянулся ко мне.

Наши губы слились в страстном поцелуе (его желание было ничуть не слабее моего). Наверное, когда я в последний раз предавалась любовным утехам, этому джентльмену было лет пять, а может, и того меньше. Я думала, что сойду с ума – так я хотела его тела и крови. Мои жадные поцелуи быстро превратились в легкие торопливые укусы, которыми я покрывала его плечи и шею. Он поднял меня – ему не терпелось добраться губами до моей груди.

Но к неудовольствию распаленного гостя, я отодвинулась от него и прислонилась спиной к стенке лохани, маня его приблизиться ко мне. Он послушно исполнил мою волю и смущенно застыл. Похоже, ему еще не приходилось заниматься этим. Неужели девственник? Такого забавного поворота я действительно не ожидала. Когда англичанин оказался рядом, я вспрыгнула на борт лохани и обхватила коленями его бедра.

Намереваясь показать своему невинному ягненочку, как это делается, я совсем забыла про Элизабет. Меж тем она стояла рядом – полностью обнаженная и более прекрасная в своей наготе, чем я. Мой неумелый любовник перестал для меня существовать, ибо я впилась взглядом в нее. Меня совершенно заворожили ее бесподобные синие глаза, но еще больше – ее тело, сверкающее, будто свежевыпавший снег на солнце. Я не могла отвести взгляда от ее груди – большой, полной груди зрелой женщины, но сохранившей девичью упругость. Мне вдруг захотелось припасть к ней губами, ласкать нежные розовые соски. Неожиданно проснувшаяся страсть к женщине ошеломила меня. Я заставила себя перевести взгляд на англичанина, которого Элизабет подготавливала к потере невинности.

Крепко обхватив беднягу, Элизабет направляла его к цели. Я отклонилась, облегчив его члену первое знакомство с женским лоном. Войдя в меня, англичанин застонал от удивления и радости. "Так вот, оказывается, каков этот запретный плод!" – говорило все его существо, вырываясь из темницы викторианской морали.

И сейчас же его член заскользил внутри меня, подчиняясь дикому, необузданному и безудержному желанию. Я тоже не могла удержаться и вцепилась в англичанина, вскрикивая от каждого его движения. Обезумев от страсти, я едва ощущала руку Элизабет. Ее большой и указательный палец плотным кольцом сжали член у самого основания, сделав его еще тверже, чтобы и англичанин, и я получили как можно больше наслаждения.