Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паша перевязал ему руку, и они пошли вместе на восток, обходя деревни и большие дороги; они лежали, притаившись, в зарослях, ожидая, когда пройдет колонка немецких солдат, слушали выкрики вражеских команд, слюнявые звуки губных гармошек — ветер бил им в лицо запахами сгоревшего бензина, запахами немецких танков, гарью, поднимаемой мотоциклами. Ночами они лежали, прижавшись друг к другу, и смотрели сквозь вершины деревьев на недосягаемые звезды и думали об одном и том же: как далеко зашел в нашу страну немец.
Однажды после короткого и тревожного сна Паша рассказал, что видел во сне жену, будто они купали вдвоем дочку, дочь шалила, брызгалась и пускала ртом мыльные пузыри. Паша был весь во власти того, что происходило с ним во сне, и цыганские глаза его хмельно улыбались. А Пинчуку была далека и непонятна его радость, он с удивлением смотрел в лицо Паши и про себя думал, чего тут особенного, почему Паша с таким восторгом рассказывает мне про эти мыльные пузыри, которые пускала его маленькая дочурка, расшалившись, — все это казалось ему таким несущественным, такой ерундой по сравнению с тем, что творилось сейчас вокруг.
В то первое тяжелое военное лето после недельного блуждания они наконец вышли к своим, вернее, прорвались, и когда Паша увидел красноармейцев, то сразу как-то обмяк и не мог смотреть прямо, и рот у него, когда он начинал говорить, судорожно кривился.
Далеким видением мелькнула перед Пинчуком эта картина: он с перевязанной бинтами, ржавыми от крови, рукой и рядом Паша Осипов, с заросшим черной щетиной лицом, с подергивающимися нервно губами. Их было тогда двое, когда они вышли от немца, и с тех пор — сколько было дорог, огня, смертей — они с Пашей уже не разлучались.
А вот сейчас Пинчук возвращался один.
Один…
А Пинчука уже ждали. Сколько раз приходилось возвращаться, но сейчас — Пинчук сразу ощутил — ребята ждали его с особым чувством.
У дверей сарая стоял незнакомый солдат из пополнения. Пинчук прошел мимо него медленным шагом, чувствуя, как все нервы его напряглись. И тут же откуда-то сбоку раздался крик: «Пинчук пришел!» Потом наступила тишина, он увидел лейтенанта Батурина, своего командира взвода.
— Товарищ лейтенант, сержант…
— Знаю, все знаю, — ответил Батурин и обнял Пинчука, потом тут же отстранил от себя.
— Ты в порядке?
— В порядке, — сказал Пинчук и оглянулся вокруг, ища знакомых. — Здорово, Миша! — Он пожал руку старшему сержанту Пелевину.
— Запропастился ты, чертяка!
— Привет, Костя! — Пинчук стиснул руку Болотова.
— С возвращением, Леха! — на своих плечах Пинчук почувствовал железные руки Давыдченкова.
— Как у вас? Живы?
— Живы…
Неслась под ногами земля — в облаках, как в дыму, в шелесте листвы, переметаемой ветром, и рябило в глазах от ее быстрого бега.
Кто-то поставил на грубо сколоченный стол бутылку спирта, кто-то нарезал ломтиками розовое аппетитное сало, в котелке дымилась картошка, звенели кружки, лейтенант Батурин снисходительно посматривал вокруг.
— Ну, давай присаживайся. С возвращением!
Пинчук сел и выпил, закусив бело-розовым салом. Разведчики сели кру́гом и тоже выпили, поглядывая на Пинчука, на его опавшее лицо, на порванный маскхалат.
«Ну вот, — подумал Пинчук и вздохнул. — Ну, вот и все».
Вокруг в сумеречном свете сарая виднелись нары с накинутыми поверх плащ-палатками, лежали мешки, висели автоматы, сквозь узкое окно, прорубленное под крышей, проступали деревья — вокруг все было по-старому, и многие лица разведчиков, с которыми давно сроднилась жизнь Пинчука, смотрели на него спокойно и уважительно.
— Попов погиб, — Пинчук допил из кружки и закашлялся.
Он не стал рассказывать о том, как погиб Попов, какую ошибку тот совершил, когда нужно было убрать немецкого часового. Про Осипова сказал только, что тот плыл позади, метрах в двух от него, не больше, все время был рядом, потом всплеснули водяные фонтанчики от крупнокалиберного пулемета, он оглянулся, но Паши уже не было.
— Не вскрикнул, ничего такого… Кругом было полно немцев, может… — Он замолк, и все поняли, что хотел сказать Пинчук.
— А река широкая?
— Не очень, — сказал Пинчук. — Но было темно и нельзя было определить. По времени, сколько мы плыли, мне кажется, не очень широкая.
— Ну, давайте, — сказал тихо Батурин и поднял кружку.
Пинчук снова выпил. Водка на этот раз пошла плохо, Пинчук сморщился.
— Как вы тут?
— Воюем, — пожал плечами Батурин. — Пополнение прислали.
Пинчук медленно оглядел несколько незнакомых лиц. Солдаты, набранные недавно из стрелковых рот, смущенно опускали или отводили глаза в сторону. Хотя многие из них были не первый день на войне и, чувствовалось, видали разные виды, но все же держались скованно — их состояние, конечно, можно было понять: разведка есть разведка.
— Это хорошо, — машинально сказал Пинчук и попросил чаю.
Кто-то из новеньких, громыхнув котелком, бросился к выходу, через минуту кружка перед Пинчуком была наполнена чаем, другая быстрая рука поставила на стол трофейную круглую коробку из пластмассы со сливочным маслом, кто-то развернул пакет, в котором оказалась раскрошенная плитка шоколада. Пинчук намазал кусок хлеба маслом, откусив, повертел в руках коричневую шоколадную дольку, хлебнул из кружки.
— А Волков где?
— На передовой, — сказал Батурин.
— Федченко тоже не вижу.
— Тоже с ним, — вставил Пелевин.
Пинчук допил кружку и похвалил шоколад.
— Из старых запасов?
— Нет, — усмехнулся Пелевин. — Болотов в госпитале выменял.
— Там молоденькие докторши хотят с трофейными пистолетиками ходить, — хмыкнул Болотов. — Вот и выменял у них…
— А больше они ни на что не хотят меняться? — спросил чей-то бас.
— На спирт еще.
— А окромя спирту?
Раздался общий смех. Пинчук тоже улыбнулся и посмотрел в дальнюю сторону сарая, туда, где было его и Паши Осипова место. Взгляд Пинчука лейтенант понял по-своему и сказал разведчикам, чтобы они шли на занятия.
— Тебе надо отдохнуть! — сказал лейтенант.
— Ничего… Я уже немного поспал.
— Давай, давай, вздремни…
Лейтенант подтолкнул Пинчука, разведчики, прихватив автоматы, выходили из сарая. И вдруг в самом деле Пинчук почувствовал страшную усталость, он оглянулся на Батурина, тот разговаривал с Пелевиным, объясняя, чем необходимо заняться сегодня с молодыми разведчиками. Пинчук прошел вдоль нар, увидел свернутый баулом трофейный спальный мешок Паши Осипова — была у Паши странность: здоровый, сильный, если находится в поиске, то ни дождь, ни холод ему нипочем, а как попадет к себе в расположение, так всегда мерзнет, вот и таскал всюду за собой спальный мешок. Ребята даже удивлялись… Пинчук вздохнул: «Теперь куда девать этот мешок? Может, себе взять?..» Думать, однако, об этом не хотелось. Пинчук лег на нары и закрыл глаза…
Он проснулся, когда уже смеркалось. В сарае было пусто, сквозь