Он предупреждал, что даже победа над Германией сулит нам крайне неблагоприятные перспективы. Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой трудно предвидеть…

— Что же это получается? — Непенин выглядел, как ребёнок, которому авторитетно доказали, что Деда Мороза не существует. — Все всё знают, все говорят, предупреждают, и ничего не происходит?

— Ах, Адриан Иванович… Вы ведь всю японскую прошли, не так ли? Представьте себе, что с Вашим опытом и знаниями являетесь пред светлые очи государя-императора в 1904 году и рассказываете, что война с Японией — не легкая прогулка, и лучше в нее не вступать, чтобы избежать позора Цусимы, сохранить корабли, Порт-Артур, жизни солдат и моряков. Как думаете, послушал бы вас император, если министр Плеве в другое ухо нашептывает ему про маленькую победоносную войну, а статс-секретарь Безобразов — про возможность разгромить японцев силами охраны КВЖД?

— Так что же, ничего нельзя изменить?

— Почему же? — риторическим вопросом на вопрос ответил Распутин, — всегда есть выход. При самом плохом, трагическом раскладе… Мы точно знаем, что умрём, но можем попытаться сделать это с пользой. Не так уж мало, согласитесь…

— Да… Пожалуй, — задумчиво произнес адмирал, прикуривая очередную папироску, — и насчет разложения не воюющих экипажей — очень верное наблюдение. Собственно, если бы не прямой запрет на выход линкоров без высочайшего повеления…

— Высочайшего повеления не будет, Адриан Иванович. Если вы спокойно полистаете историю сражений, то заметите, что оно обычно запаздывало или предписывало действия, противоположные тем, что вели к победе.

— У вас отвратительная манера изъясняться полунамёками! — поморщился Непенин, — говорите просто и ясно, что вы от меня ждёте?

Распутин пристально посмотрел в лицо адмирала. «Закусил удила, старый вояка, не хочет идти овцой на заклание. Буду ковать железо, пока горячо…»

— России нужен благовидный повод для выхода из войны, пока она не превратилась в братоубийственную гражданскую, — сухо, протокольно начал Распутин. — Германия этого тоже хочет, но мешают амбиции и иллюзии, что еще одно усилие, и Петроград попросит пощады. Для продуктивных, скоропостижных переговоров требуется волшебный пинок под немецкий зад…

— Пока мне всё нравится, — удовлетворенно прокряхтел Непенин.

— На днях начинается наступление Северного фронта, — продолжил Григорий. — К сожалению, в нынешних условиях шансов немного — резервов мало и они ненадёжны. Скорее всего, наступление захлебнется, если не вмешается некая третья сила. И этой силой можете быть вы, Адриан Иванович. Сражение развернется в Курляндии. От линии фронта до Виндавы — 90, а до Либавы — всего 100 вёрст, всё западное побережье Балтийского моря — оперативный тыл немецкой группировки. Любое беспокойство нарушит её устойчивость…

— Хотите предложить обстрелять с моря прибрежные позиции немцев? — перебил Непенин.

— Этого недостаточно, — покачал головой Распутин, — требуется создать иллюзию, что именно с побережья наносится главный удар, а наступление Северного фронта — это отвлекающий манёвр.

— Балтийский флот никогда не проводил и даже не планировал подобные операции, — задумчиво произнёс Непенин, — в любом случае, они готовятся длительное время и подлежат согласованию со Ставкой…

— И гарантированно становятся известными противнику, — закончил за адмирала Григорий. — Балтийский флот своей пассивностью так убаюкал немцев, что они не только вытащили все свои линкоры в Северное море, но и оставили сторожить устье Эльбы четыре последних броненосца. Крупнее крейсера у них сейчас на Балтике ничего нет.

— Долго ли германцу провести свои два десятка линкоров обратно Кильским каналом? — возразил Непенин.

— Уже меньше, — усмехнулся Распутин, — «Нассау» в устье Эльбы застрял на мели…

— Откуда известно? — вскинул голову адмирал, — хотя, что я спрашиваю. Значит, говорите, «Нассау», — задумался Непенин и хитро улыбнулся. — Могу не ждать февраля, пораньше проверить…

— А и проверьте, Адриан Иванович, — кивнул Распутин, — самому интересно. Возвращаясь к теме пассивности линейного Балтийского флота, уверяю Вас — сейчас самое время удивить кайзера и его адмиралов. Если Либаву хоть как-то стережёт восемь батальонов и три батареи шестидюймовок, то Виндава и окрестности вообще беззащитны. Мобилизуйте учебные экипажи, сформируйте десантные штурмовые отряды из охотников и, под канонаду морских орудий…

— Эко у вас всё просто, — съязвил Непенин. — А что делать, когда остальной Hochzeeflot под Либаву заявится?

— То же, что делал адмирал Ушаков. Не считать противника, а бить его. Если помереть суждено, так все лучше на мостике от вражеских снарядов, чем на штыках собственных матросов, чем сидеть и ждать, когда по вашу душу придёт хмурый товарищ из ревкома, пальнёт промеж лопаток и пометит крестиком фамилию в своём списке…

Непенин дёрнулся, будто его ударили, смерив Григория гневным взглядом. Отвернулся, швырнул за борт окурок так, будто это каменюка.

— В этом вы правы… Кругом правы… Все распоряжения о подготовке к походу и о формировании десанта отдам немедленно. Завтра намерен быть в Риге — хочу согласовать свои действия с Радко-Дмитриевым[18]. Приглашаю участвовать, инкогнито, разумеется. Всё равно, раз вы твёрдо решили переходить линию фронта по суше, вам этого знакомства не избежать — это его епархия.

— Спасибо, Адриан Иванович, — кивнул Григорий. — В таком случае — просьба. Не найдется ли в рундучке у какого-нибудь флотского каптенармуса одежды, соответствующей моему инкогнито, чтобы я не выглядел среди приличных военных белой партизанской вороной.

— Организуем, — улыбнулся Непенин, расслабившись, — только запомни, салага, каптенармус на флоте называется баталёром, от голландского — виночерпий.

— Так точно! — по-военному рявкнул Распутин.

— Ух ты! — вздёрнул брови адмирал, — силён… Однако уже поздно. Предлагаю не дразнить Морфея. Завтра трудный день.

* * *

Историческая справка:

Первый в мире арктический ледокол «Ермак» с началом войны 14 ноября 1914 года был мобилизован и зачислен в состав Балтийского флота. Несмотря на потребность в ремонте, ледокол активно эксплуатировался все три военные года, обеспечивая сообщение между Кронштадтом, Гельсингфорсом и Ревелем. События 1917 года «Ермак» встретил в Кронштадте. Спас Балтфлот, обеспечив ледовую проводку из Гельсингфорса.

. Весной 1964 личным распоряжением Хрущёва «Ермака» не стало. Заместитель министра морского флота А. С. Колесниченко всерьез заявил, что, дескать, «Ермак» не имеет никаких(!) особых заслуг. Нам достаточно и «Авроры». Расходы на его утилизацию превысили стоимость переоборудования в музей почти вдвое.

Глава 9

Генштаб уполномочен заявить…

Да простит меня мой великодушный читатель за отступление, посвященное человеку и полководцу, обойдённому вниманием отечественных историков. Он заслужил память о себе хотя бы тем, что, будучи иностранцем, не только сражался с оружием в руках против своей Родины за Россию, но и погиб, не желая принимать участие в братоубийственной гражданской войне.

В генеральском корпусе Российской империи Командующий 12й армией, генерал от инфантерии, Радко Дмитриев отличался своим крестьянским происхождением и завидной для любого