Сенегалка Айсата подмела у него в комнате и принесла чай. Айсату ему подарил Амайаз, который привез ее вместе с предпоследней партией кокаина. Пухленькая, низенькая (росту ей добавляли шлепанцы на каблучке), она всегда была в хорошем настроении; у нее были плечи цвета меда и спелых фиников и большой рот с красиво очерченными губами. Ей вполне подходило ее имя, означавшее «грация». Она нравилась ему гораздо больше сомалиек – длинных, тощих, похожих на больных туберкулезом коз и вечно мрачных.

В следующий раз, когда его спросят, что он хотел бы получить в подарок (Амайаз пообещал ему, что Айсата – первая, но не последняя), он закажет себе блондинку. Западную сучку. Нет лучше способа борьбы с неверными – до того, как дашь им лизнуть свой кинжал, – чем трахать их баб.

В берлогу команданте Мусы скользнул, пробившись сквозь пальмовые листья, солнечный луч – божественный вечерний луч. Перед дверью сидели и играли в кости его телохранители, положив на пол рядом с собой калаши. Амайаз и Али устроились в глубоких креслах с бутылкой виски. Под ногами у них лежали, образуя мозаику, мягкие пушистые ковры. Кондиционер гонял затхлый воздух, смешанный с табачной вонью и запахом мокрой псины. Эти ковры Мусе преподнес тоже Амайаз, утверждавший, что их у него больше десяти тысяч – один дороже другого. Он натащил их из разных исламских стран, а хранил в пещере Адрар-Ифораса.

– Надеюсь, теперь ты станешь звать меня Амайазом Щедрым, – сказал он, раскладывая свои дары.

До сих пор он был известен как Амайаз Жестокий, Амайаз Посредник или Амайаз Вероломный.

Муса часто со смехом говорил ему: «Тебе доверяют те, кто с тобой незнаком. Ты умеешь задурить людям голову. Знали бы они, каков ты на самом деле – негодяй до мозга костей. За это я тебя и люблю».

Амайаз родился больше 60 лет назад посреди барханов, но неподалеку от колодца. Едва покинув материнскую утробу, он ощутил дыхание пустыни. Дед обучил его языку камней и племенной мудрости. Дед умер. Отец тоже умер (осев на одном месте, он поставил шатер во дворе своего дома). Умерли и братья (их убили члены алжирской партии «Исламский фронт спасения» в 1980-х).

Самым печальным днем в своей жизни Амайаз считал тот, когда он в первый раз пошел в школу. Он почувствовал себя мулом, привязанным к столбу. Неудачи избороздили морщинами его лицо, выбелили его бороду, обуглили его щеки. Вечно в лагере проигравших, вечно понукаемый другими, он сражался с палестинцами, служил наемником у Каддафи и гонялся за исламистами. После смерти Полковника ему пришлось срочно перекрашиваться, что он в очередной раз и сделал.

У него имелся свой «хрустальный шар» – Сахара. Ничто не могло укрыться от его глаз – таких же голубых, как его тюрбан. Они обшаривали окрестности, все замечали и все запоминали. Его репутации ясновидящего немало способствовала сеть осведомителей, снабженных спутниковыми телефонами, и целый парк пикапов с десятицилиндровыми двигателями. Тот, у кого возникала нужда поймать и доставить заложника, купить оружие, спрятать партию наркотиков, найти и оборудовать укрытие для отряда боевиков, связывался с Вероломным, и тот отвечал: «Сейчас буду». Он был одним из немногих, кто мог с быстротой ветра и легкостью пыли пересечь пустыню, выжженную солнцем. Его слава шла впереди него. Слава Жестокого.

С команданте Мусой они заключили взаимовыгодный договор. Он, в юности плененный пустыней, ее барханами и оврагами, в которых ему чудилось присутствие Всевышнего, зачарованный ее кустарниками и источниками, опьяненный ее небесами, понятными ему, как открытая книга, теперь думал только о выгоде. Он вел рискованную жизнь и знал, что бежит как одержимый вперед наперегонки со смертью. Что ж, для бизнеса это только плюс. Не случайно Муса именно ему доверил охрану своих складов в Северном Мали и все грузовые перевозки между Мали и Триполи.

За полтора года они оба неплохо заработали, оставив у себя за спиной несколько трупов. Еще несколько лет назад они решили, что законы – не для них. Они плясали на рогах дьявола, грабили и убивали именем Всемилостивого Аллаха.

Если нет государства, то нет и полиции, суда и законов. Нет тормозов. Они окунулись в этот хаос и сумели нажить на нем состояние. Бабло. Money. Оба понимали, что это лишь видимость. По-настоящему богатые люди твердо стоят ногами на земле, а их с Мусой носит туда-сюда по воле ветра. Они не знали, что будет с ними в следующую минуту. Их лица не покидала странная улыбка, говорившая о том, что они сознают шаткость своего положения. Она же выдавала объединявшую их особую радость. Радость принадлежности к преступному миру.

Сомалийский раб (Муса называл его не иначе, чем саклаб, то есть раб; для него все сомалийцы были на одно лицо, и он не считал нужным именовать каждого по отдельности) просунул голову в дверь. Он принес салат из креветок и еще одну бутылку виски. Али питал слабость к свежим креветкам под соусом «коктейль» с большим количеством табаско.

Муса старался оказывать Али, в недавнем прошлом руководителю нефтеперерабатывающей отрасли при Каддафи, всевозможные мелкие услуги. В обществе Али он всегда немного нервничал, хотя тот давно входил в состав их маленького братства и Муса ничего от него не скрывал.

В свои пятьдесят Али выглядел вполне свежим и подтянутым, а благодаря профессиональным знаниям (восхищавшим Мусу) слыл птицей высокого полета. Когда вспыхнула гражданская война, он покинул свой просторный, со стеклянными стенами кабинет в министерстве и небольшой отряд своих телохранителей (это случилось в мае 2011 года, после отставки его шефа, премьер-министра Шукри Ганема) и перебрался на Мальту. Консалтинговая фирма по вопросам импорта и экспорта, почтовый адрес, секретарша – все как надо. Крайняя бережливость (никаких лишних расходов; он был скуп даже на улыбку). Человек не слишком гибкий, он любил оставаться в тени, но демонстрировал готовность к обсуждению разумных предложений.

Когда-то он вел доверительные переговоры с технарями из «Эни» – крупнейшей итальянской нефтегазовой компании, приватизированной в 1998 году, а сейчас переключился на Турецкую нефтяную офшорную компанию и на «Катар петролеум». Он вел себя как ожившая параболическая антенна, безошибочно реагируя на малейшие признаки появления на горизонте куша. Money? Уже бегу. Именно он, Али Бесподобный, разработал схему переправки кокаина в Европу через Мальту. Товар упаковывали в непромокаемые мешки и грузили на ливийское рыболовное судно. На границе территориальных вод рыбаки сбрасывали груз в море, прикрепив к тюкам буйки. Десять минут спустя их забирал мальтийский рыбак из Марсашлокка. Наркотик перепаковывали и переправляли во Францию. Схема действовала со стопроцентной надежностью и в будущем могла использоваться для переброски не только дури, но и других товаров.

Эта троица представляла собой один из многочисленных центров власти, сконцентрированных в Триполи. Дел у них было невпроворот. Контроль над нефтеперерабатывающими заводами, левая продажа сырой нефти, силовые операции в районе аэропорта, поставки оружия и наркотиков… Сейчас этот список расширился за счет торговли древностями. Каждый из участников выполнял свою часть работы. Али отвечал за переговоры с зарубежными партнерами. Муса – за организацию спецопераций, финансирование, ликвидацию противников. Амайаз – за логистику. Благодаря своим пикапам и боевым отрядам кочевников, курсирующим вдоль Сальвадорского прохода, он держал в кулаке всю Сахару.