Едва рассветало, когда монах в темно-коричневой сутане подошел к покосившейся лачуге, притулившейся к кладбищенской стене.

Следом за ним шагали три рослых кнехта из городской стражи, последним семенил тщедушный Фогель, секретарь господина городского судьи.

Когда монах уже собрался постучать в дверь лачуги, дверь словно сама приоткрылась и оттуда выскользнула на улицу тощая одноглазая черная кошка.

Монах перекрестился, стражники испуганно попятились, Фогель плюнул через плечо.

– Точно, ведьма! – проговорил один из стражников. – Как бы она нас не заколдовала! Мой троюродный брат, который живет в Аахене, как-то повздорил с тамошней ведьмой, и она тут же наслала на него дурную болезнь…

– А может, она сама обратилась кошкой, чтобы скрыться от нас? Тогда мы уйдем ни с чем!

– Тише вы! – прикрикнул монах на стражников и постучал в дверь.

– Кто там в такую рань? – послышался из лачуги мелодичный женский голос.

– Именем господина нашего имперского графа Карла Вильгельма и его преосвященства епископа Пфальцского! – проговорил монах и, не дожидаясь ответа, вошел в лачугу.

Стражники и секретарь судьи, опасливо крестясь и озираясь, последовали за ним.

Лачуга, куда они вошли, была так мала, что все они едва смогли в ней поместиться. Внутри было темно и смрадно, как в хлеву. Освещало ее только багровое пламя очага. Потолок был так низок, что всем вошедшим пришлось пригнуть головы.

В самом темном углу лачуги стояла деревянная кровать, больше похожая на сундук без крышки, в которой спала, разметавшись, рыжеволосая девочка. Она спала так крепко, что даже приход посторонних людей не разбудил ее.

Над очагом сохли на веревке пучки трав и кореньев, над ним же кипел котелок с каким-то варевом. Возле стояла молодая женщина в поношенном платье, с растрепанными рыжими волосами. Видно, перед появлением незваных гостей она помешивала похлебку, потому что в руке у нее был оловянный половник.

Теперь же она повернулась к вошедшим и удивленно проговорила:

– Что вам угодно, господа?

– Ты – Катрина, знахарка и колдунья?

– Я – Катрина, это правда. Но я не колдунья, а травница и лекарь. Если кто-то из вас заболел, я готова помочь ему, но остальных попрошу выйти из моего дома, ибо здесь и так тесно.

– Даже если бы я был тяжело болен, то не стал бы лечиться у приспешницы Сатаны! – неприязненно проговорил монах.

– Что вы такое говорите, сударь? – женщина исподлобья взглянула на него. – Зачем упоминаете в моем доме врага рода человеческого? Его только помяни – а он тут как тут!

– Затем, что у нас есть неопровержимые свидетельства, что ты ему верно служишь!

– Глупости какие! – Женщина помешала в котелке.

– Глупости или нет, установит суд. А мы пришли, чтобы препроводить тебя в узилище и обыскать твое жилище, дабы отыскать доказательства колдовства и чернокнижия.

– Ищите, сколько хотите! Дом у меня небольшой, так что много времени у вас это не займет.

Монах сделал знак стражникам.

Они схватили женщину за руки и отвели к двери.

Монах и один из стражников принялись осматривать жилище, Фогель встал поближе к очагу, где было больше света, и принялся записывать все, что они находили.

– Горшки глиняные, две штуки… – бубнил стражник.

– Глиняные, две штуки… – повторял за ним секретарь судьи, поскрипывая пером.

– Ложки оловянные – тоже две… тарелки глиняные – четыре… половник оловянный…

– Осторожно, не перебейте мою посуду! – фыркнула Катрина. – Мне негде будет взять новую!

– Тебе не о посуде нужно тревожиться, а о жизни, а паче того – о спасении души!

– Сушеные травы – несколько связок…

– Забери их с собой, мы покажем городскому лекарю и палачу, пусть скажут, целебные ли это травы или вредоносные.

– Горшок с какой-то зеленой мазью…

– Это целебная мазь, которая помогает от нарывов и фурункулов, – спокойно сказала Катрина.

– Тоже покажем лекарю и палачу…

– Кстати, вам, господин стражник, эта мазь тоже была бы полезна, – обратилась Катрина к одному из кнехтов, на носу которого пламенел огромный фурункул.

– Ни за что не стану лечиться у ведьмы! – рявкнул стражник и истово перекрестился.

Наконец шум, который подняли стражники, разбудил девочку. Она села в кровати, оглядела комнату, полную незнакомых людей, и захныкала:

– Мама, мамочка, что эти люди делают у нас дома?

Катрина не успела ответить, господин Фогель опередил ее:

– Мы служим закону, девочка!

– Что это за закон, который велит вам трогать мои игрушки? – и девочка заплакала в голос.

Катрина рванулась к дочери, чтобы приласкать, но стражники удержали ее.

– Не плачь, Мицци! – попыталась Катрина утешить ее издали, и девочка понемногу успокоилась.

Наконец обыск был закончен – он не занял много времени, поскольку имущества у Катрины было совсем немного.

И тут один из кнехтов передвинул скамеечку, стоявшую возле очага, наклонился и поднял с пола какую-то карточку.

– Что ты там нашел? – Монах коршуном кинулся к стражнику и выхватил у него карточку.

Это была обыкновенная игральная карта – шестерка пик.

Монах внимательно осмотрел ее с обеих сторон, поднеся карту к самому лицу.

Обратная сторона карты была покрыта мелким растительным узором – по всей поверхности вились ветви, покрытые узорными листьями.

И вдруг монаху показалось, что перед ним – не рисунок, не узор, а настоящие, живые листья, чуть колеблемые легким ветерком. А из-за этих листьев за ним кто-то следит…

У монаха закружилась голова, ему почудилось, будто какая-то неведомая сила затягивает его в гущу колеблющейся листвы… и там, среди этой листвы, он увидел огромную змею с круглыми немигающими глазами, обвившую ствол дерева…

Монах вздрогнул, попятился, выронил карту…

И очнулся, осознал себя в тесной и смрадной лачуге возле угасающего очага.

А карта, которую он только что держал в руке, лежала теперь на раскаленных углях, и края ее уже занялись пламенем.