Шапур поступил так, как посоветовала ему Надира. Город захватил. Ворвался в него через обрушившуюся крепостную стену, в месте, указанном голубем. Дайзана пленил и убил. Племя ал-ку-да’а «поставил на мечи». Разграбив город и разрушив его, сыграл свадьбу с Надирой. Но за то, что предала она отца своего, который, как выяснилось из разговора с ней, души в ней не чаял — «кормил сливками и пчелиным медом», и лично подавал ей «кубки с лучшим вином» — то повелел казнить ее. Надиру по приказу Шапура «привязали за волосы к хвосту дикого коня. Взнуздали его, и погнали вскачь, пока тело Надиры не распалось на кусочки» (36).

Особой жестокостью по отношению к арабам Аравии печально прославился сасанидский царь Шапур II (309–379). Дабы усмирить взбунтовавшиеся аравийские племена и заставить их платить дань, Шапур пересек на судах Залив и, «действуя копьем и мечом», как сказано в хрониках его деяний, «раздавил арабов».

Высадившись на побережье нынешних ОАЭ, «предал огню шатры арабов» и вырезал, поголовно, население Эль-Хатты. Проследовал оттуда на север, грабя, круша и сжигая все города и села на своем пути, не соглашаясь ни на какие «выкупы мира».

«Пленив земли те», говорится в сказаниях аравийцев, устремился Шапур II в местность Эль-Хаджар, где проживали племена бану тамим и ал-бакр ибн ва’ил. Плотно обложив их со всех сторон, «кого в городищах, а кого в становищах», организовал массовое избиение людей. Крови пролил столько, гласят предания аравийцев, что текла она по землям племен тех, подобно стремительному потоку в горной долине после дождя. И даже те, кому удалось уберечься, не знали куда бежать. Ибо Шапур II, человек коварный и хитрый, расставил сторожевые посты повсюду. И для тех, кто спасся от меча его, не нашлось «ни пещеры в горах, ни острова в море, где можно было бы укрыться». Бойню людскую, сообщает ат-Табари, что учинил Шапур II в уделах арабов, население Прибрежной Аравии запомнило надолго. Не прошел он там мимо ни одного из колодцев, не засыпав его. Не пропустил ни одной из водосборных цистерн, не порушив ее, и не «отняв у людей воду», поивших и самих их, и финиковые сады, и поля с посевами (37).

Наводя страх и ужас на арабов, «сея повсюду смерть и горе», пишет ат-Табари, ступил Шапур II в земли племени бану ‘абд ал-кайс (проживало оно в то время в районе Эль-Хасы и на Бахрейне). Устроил и там кровавую резню, рассказы о которой сохранились в памяти арабов Северо-Восточной Аравии до наших дней. Не пощадил, ни стариков, ни женщин, ни детей. Уцелели немногие, только те, кому удалось уйти в пустыню.

В то время как персы-пехотинцы продвигались по уделам аравийцев, «армада Шапура», состоявшая из 30 транспортных судов и трех боевых быстроходных кораблей, следовала вдоль побережья.

Используя суда эти, вторгся Шапур II, «растоптав Эль-Катиф», и на Бахрейн. «Предал мечу», как тогда говорили, всех попавших к нему в руки мужчин. Не пощадил никого. Сжег стоявшие у побережья парусники и рыболовецкие лодки. Бахрейн и другие острова архипелага объявил частью провинции Фарс. Назначил на Бахрейн наместника и разместил там военный гарнизон. На Бахрейн после этого переселилось — в целях колонизации острова — много персов.

Из сводов аравийской старины следует, что племя бану ‘абд ал-кайс, о котором мы упомянули выше, отличалось воинственностью. Надписи из долины ‘Абадан, что в Хадрамауте, датируемые археологами 360 г., рассказывают, к примеру, о военных походах знатной хадрамаутской династии Йаз’анидов — по поручению и от имени владык Химйара — в земли арабов Верхней Аравии. И что в ходе одной из них имела место кровавая сшибка хадрамаутцев с племенным объединением бану ‘абд ал-кайс. Произошла она у колодца Сийана, что в 410 км. от Мекки. Участвовали в ней три колена племени бану ‘абд ал-кайс. бану шанн, бану нукра и бану сабира. Дрались храбро, но, будучи числом меньшим, чем хадрамаутцы, потерпели поражение. Во время схватки той потеряли 4000 верблюдов; и 400 воинов их пленили.

Арабов, захваченных в плен во время похода Шапура II, персы тут же казнили, либо превращали во «вьючных животных». В Эль-Хасе, к примеру, самых рослых и крепких из мужчин, собрали в одном месте и сковали «оковами Шапура» — веревкой, продетой, сквозь отверстия, проткнутые копьями в плечах пленных. Затем, нагрузив на них кожухи с водой и мешки с продовольствием для солдат и кормом для верховых животных, погнали вслед за армией Шапура, двинувшейся из Эль-Хасы в Хиджаз.

По пути следования в Йасриб (Медину), повествуют сказания аравийцев, «сотворили персы зло», которое в племенах Аравии запомнили надолго, как и «оковы Шапура», — засыпали песком колодцы с водой.

Захватив и разграбив Йасриб, «хищник персидский», как прозвали арабы Аравии Шапура II, устремился в Аш-Ша’м (Сирию и Ливан). «Смертоносным смерчем» пронесся по тамошнему побережью Средиземного моря, сжигая все попадавшиеся ему на глаза корабли.

На обратном пути, в одном из красивейших мест в Месопотамии, на берегу реки Тигр, где остановился на отдых, заложил город-крепость, форпост персов в землях «опрокинутых им и поставленных на колени арабов».

Для охраны рубежей своих в Месопотамии и в качестве опоры в землях Верхней Аравии Сасаниды использовали семейно-родовой клан Насридов из племени бану лахм. Сасаниды наделили Насридов (колено Насра ибн Раби’а) правом контролировать племена арабов в вассальных им землях в Верхней Аравии и Месопотамии, в том числе на Бахрейне, и взимать наложенную на них дань для последующей пересылки ее Сасанидам.

Сасанидский правитель Хоеров I Ануширван (531–579) расширил круг полномочий Лахмидов — дозволил им назначать наместников в некоторые из уделов арабов, подконтрольных персам. От рук одного из них, выполняя поручение короля Хиры, ‘Амра ибн Хинда (правил 554–568/9) из династии Лахмидов, оскорбленного сочиненной на него едкой эпиграммой, погиб (был захоронен заживо), году где-то в 569-м, знаменитый поэт Древней Аравии Тарафа ибн ал-‘Абд ибн Суфйан ибн Малик ал-Бакри ал-Ва’или (543–569) из племени ал-бакр ибн ва’ил. Прозвище свое — Калечащий/Уродующий — печально известный в памяти народов Аравии наместник этот, Азадфируз, сын Гушнаса, получил за то, рассказывает ат-Табари, что любимым занятием его было собственноручное исполнение наказания, им же вынесенного, в отношении провинившегося араба. Притом за любую провинность — одного и того же: отсечения части тела, руки или ноги. Происходило это в крепости Ал-Мушаккар. Стояла она напротив гостевого дворца-крепости Сафа. Случалось, и не раз, что приглашенный в гости и обласканный наместником арабский торговец или шейх на утро следующего дня попадал прямиком из Сафы в Ал-Мушаккар.

Из сказаний арабов Аравии, повествует в своей «Географии» Абу-л-Фида’ (1273–1331), известно, что Тарафа, «закончил свой жизненный путь» на Бахрейне, в крепости Ал-Мушаккар. Предания гласят, что любил он и «горький запах боя», и «аромат сладостей жизни», и «звук меча, и звон бокала». Вместе с дядей своим, Муталаммисом, тоже поэтом, гостил как-то при дворе короля Хиры. Случилось так, что во время одной из пирушек Тарафа не сдержался и сочинил едкую эпиграмму на владыку царства Лахмидско-го. Оскорбленный правитель вида не подал, но задумал отомстить поэту. И месть его была коварной. Он отправил поэтов «с посольством» на Бахрейн. Проводил с почестями. Каждому из них вручил по письму, адресованному его наместнику на Бахрейне. И взял с них «слово чести», что послания эти, для него, дескать, чрезвычайно важные, ими будут доставлены адресату непременно.