Касеев поднес руки к повязке.

– Не нужно, – поспешно сказал Пфайфер. – Врач сказал…

– Я не буду чесать… странное такое ощущение, будто я вижу свет… слабый, далекий свет… знаете, как сквозь марлю или бинт… светильник вон там? – Касеев указал пальцем на люстру под потолком. – Там?

– Там, – подтвердил Генрих Францевич.

– Я вижу сквозь повязку? – спросил Женя.

– Это пройдет. Обычные последствия. Пройдет. Я с таким сталкивался уже когда-то. В первый год, после Встречи, такое часто случалось… Собственно, для этого и надевается плотная повязка, чтобы пострадавший мог спать.

– Понятно, – сказал Касеев. – Подождем.

Ему в общем-то ничего другого и не оставалось, как ждать. Очень хотелось спать, но Женя старался держаться, не уснуть. Он знал, что, уснув, снова увидит нечто неприятное… Разговор с главным, встречи с девочками с Территории, которым повезло вернуться… разговор с…

Касеев вздрогнул, удержавшись на самом краю очередного неприятного сновидения.

– Рассказали бы мне что-нибудь, – попросил Касеев. – И попить…

Пфайфер подал стакан, Касеев нашарил его в воздухе, приподнявшись с постели, отпил воды.

– Всякая чушь в голову лезет… сны…

Касеев, естественно, не видел, как на одном из приборов над кроватью засветился индикатор, высветилась пятерка. Четыре. Три.

Пфайфер, не отрываясь, следил за сменой цифр.

– Не буду спать. Музыку врубите, что угодно… Послушаю… – Касеев допил воду.

Пфайфер забрал стакан.

Два.

Один.

Женя Касеев замолчал на полуслове, уронив голову на подушку.

Если бы от нас что-то зависело, подумал Пфайфер, поправляя одеяло Касееву. Если бы зависело.

– И от меня, в общем, ничего не зависит, – сказал Гость.

Имени своего он Ильину так и не назвал. Простоял возле стены, пока Ильин не оделся и не упаковал вещи.

Ильин, собирая сумку, думал, что сейчас Гость что-нибудь скажет, что-то вроде «шмотки пока не нужны». Или «ну, вот вы и согласились».

Но Гость молчал.

Оглянувшись на комнату, Ильин вышел в коридор. Гость – следом. Пропустил Гостя, открыв входную дверь, вышел вслед за ним на лестничную клетку. Запер дверь.

Из-за соседней двери доносилась невнятная ругань, супруги Нестеренко в очередной раз что-то делили.

Ильин вышел из подъезда, оглянулся на Гостя.

– Что дальше?

– Поедем на вашей машине.

Минут тридцать они колесили по городу, выполняя команды Гостя – направо, прямо, еще раз направо. Выехали на Северное шоссе.

– А вы очень спокойный человек, – сказал Гость через час совместного путешествия. – Обычно, когда люди узнают, что у меня есть… во мне… они стараются держаться подальше…

– Как? – поинтересовался Ильин. – От меня это что, зависит?

– И от меня, в общем, ничего не зависит. – Дежурная улыбка в уголке рта стала чуть заметнее. – Но тем не менее…

– Тем не более, – пробормотал Ильин.

– Что? – не понял Гость.

– Ничего. Крутится вопрос на языке…

– Спрашивайте. О нити меня всегда спрашивают.

– Как оно, с такой штукой внутри? – Ильин мельком глянул на попутчика, стараясь не упускать из виду дорогу – движение было очень оживленным.

– Никак. Просто живу. Ни боли, ни даже щекотки. Просто знаю, что она где-то там, что стоит подумать… и она появляется. Делает, что нужно, и уходит назад. В меня…

– И все?

– А что еще? – Гость был даже, кажется, немного удивлен вопросом.

– Вы же убиваете…

– А вы?

– И я, – подумав, кивнул Ильин. – Но я могу это бросить…

– Правда? – ирония, переходящая в сарказм. – Как давно вам перестало нравиться то, чем вы занимаетесь?

– Два года назад, – сказал Ильин.

Ответил сразу, даже не успев удивиться, что потянуло на честность с этим уродом.

– И все равно эти два года вы продолжаете нести службу и убивать, если понадобится. Убиваете? Сколько скальпов у вас на поясе?

Ильин промолчал. Ему не нравилась тема разговора. Не нравился тон.

– Не хотите выдавать свои секреты? А я вот не боюсь. Потому что я очень дорого заплатил за право стать таким, как я есть. Очень дорого… Вы пошли в органы… вы зачем пошли на эту работу? Думали, что будете выполнять нечто полезное, защищать и спасать? Вы хотели быть героем, а не убийцей. Но потихоньку, шаг за шагом, вас подвели к мысли, что тут нужно убивать, что это меньшее зло… Так?

– Так. И это правда. Я своего первого убил еще до Встречи. На улице Москвы. Своего ровесника, как потом оказалось. Просто подошел и выстрелил ему в голову. Не было выбора – он мог все сорвать. И другой урод успел бы взорвать заряд. Погибло бы больше двух сотен людей…

– Вот, – удовлетворенно сказал Гость. – Вот с этого и начинается. Берешь, взвешиваешь. На одной чаше – одна, две, три жизни… десяток. А на другой – сотни и тысячи. Какой выбор? Выбора нет. Есть благородство и подвиг. А когда все это надоело, когда от крови начало тошнить – почему не ушел? Ведь у вас никого не держат. Написал рапорт. Отработал пару-тройку месяцев на официальном месте службы и… свободен. Почему не ушел?

– Не знаю, – пробормотал Ильин растерянно.

Он и вправду не знал. Не задумывался. Неоднократно приходило в голову все бросить, но потом решал остаться. Остаться. Зачем? Спасать людей от них самих? Защищать Братьев, которых никогда не видел?

– Не хочешь остаться в прошлом, – сказал Гость. – Тупо – не хочешь остаться в прошлом. Нет? Сравни себя сейчас с тем, какой ты на службе. Техника, возможности, статус… Ты хозяин своей жизни, ты вершитель судеб. А как только ты выходишь за порог Управления… Кто ты? Счастливый обладатель проржавевшего раритета на четырех колесах и обшарпанной однокомнатной квартиры в аварийной хрущобе? Ты – никто. И ты это прекрасно понимаешь. И уже давно убиваешь людей только для того, чтобы тебя не вышвырнули. Так ведь, признайся…

Ильин скрипнул зубами, не отрываясь смотрел на дорогу перед собой. Он врет. Просто хочет разозлить. Вывести из равновесия. То, что он говорит, – неправда. Ложь. Не-правда.

Спокойно, приказал себе Ильин. Спокойно. Не нужно так вдавливать педаль газа. И руки нужно расслабить. Руль – не горло собеседника, можно не душить. Не поможет. Какая же у этой сволочи самодовольная рожа… Так и сочится из каждой черточки уверенность в собственной исключительности.

– Ты, конечно, другое дело, – сказал Ильин.