Снизу – еще одна стоянка. У «Нивы» ждут двое, невысокие, одетые, как местные селяне, с настороженными, зыркающими глазами. На ногах резиновые сапоги.

– Салам.

Молчание. Потом один достает прибор, который определяет наличие левых источников радиосигналов…

– Телефон давай, русский…

Я даю один телефон, потом второй. Бандит подносит сканер, кивает, видя, что реакции никакой. Обе трубки выключены.

Затем он обходит меня со своим прибором. Реакции нет никакой. Ее и не может быть – передатчик пассивный, он сам не дает никаких сигналов, он лишь отвечает на сигнал, который посылает активная часть системы с вертолета, самолета-беспилотника или автомобиля. Один из беспилотников сейчас надо мной – пятитонный «Дозор», взлетевший с авиабазы в Кореневске, аналог «MQ9 Reaper», вооруженный управляемыми противотанковыми ракетами. Боевики его не боятся, потому что тут не привыкли бояться беспилотников.

– Лъикх буго[22].

– Садись в машину, русский.

– Только без шуток, бичичъана?[23]

Боевики мрачно переглядываются.

– Говори на своем языке, русский. И садись в машину. Амир тебя ждет…

Дагестан…

Это очень необычная и очень разная земля. В составе Дагестана есть такие города, как Дербент, несмотря на наличие там могил ансаров Пророка Мухаммада, Дербент это каспийская Одесса, там многонациональное общество, основу которого составляют терекеменцы, так называют тут азербайджанцев, много также евреев, спустившихся с гор еще в восемнадцатом-девятнадцатом веках. В горах Кавказа евреев, кстати, было полно, об этом вспоминали еще русские офицеры генерала Ермолова, называли их «дада» и, скорее всего, именно от этого слова происходит фамилия Дудаев. Совсем не просто так отставной советский генерал призывал своих соотечественников почитать не пятницу, а субботу и делать не пять намазов в день, а три. В Дербенте есть все для того, чтобы быть каспийской Одессой – история, местные базары как вариант Привоза, шикарные местные пляжи и культура отдыха у воды. Только спокойствия нет.

Еще один город на побережье – это Махачкала, но с Дербентом у Махачкалы мало общего. Махачкала – это муравейник, город, рассчитанный на триста тысяч жителей, а живет там больше миллиона, и это только легально. Город, в котором нет традиции, в котором приезжие, спустившиеся с гор, принесли в город свои обычаи и традиции, свои агрессивные культурные коды, свой вариант ислама. В этом городе нет единого общества, все разбиты по селам и районам, откуда приехали, по народам – достаточно сказать, что у любой мало-мальски влиятельной группы в Махачкале свое кладбище, а многих покойников они вовсе не хоронят в городе, а увозят в горы, на «родную землю», то есть Махачкала им место чужое, которого не жалко.

А так Махачкала город откровенно стремный. Грязный, забитый мусором, с дорогами как после бомбежки. Но дело даже не в этом. В Махачкале очень много лицемеров. Это люди, которые выстаивают намазы, держат Уразу, и в то же время пьянствуют, б…ствуют, дают деньги в рост и делают другое, что запрещено в исламе. Как метко сказал один махачкалинец – мы все против вторых жен по шариату, но в массажный салон сходить только дай[24]…

Есть Буйнакск и города на административной границе с Чечней, там какое-то время граница была совсем не административная, и от тех времен там осталась специализация – рыночная. Громадные рынки, на которых в свое время закупалась целая республика, потому что надо было быть полным психом, чтобы торговать в Чечне. Эти рынки остались сейчас, только они намного меньше. Время идет, кто поднялся, тот уже уехал или остался здесь и отстроил трехэтажные кафе или торговые центры – на рынке, с палатки сейчас торговать не фонтан. Да и цены уже не те, чтобы идти покупать на рынок.

И есть горный Дагестан. Это села, которые лепятся к склонам гор, подобно ласточкиным гнездам, к некоторым из них не проехать на машине, даже на надежном и неприхотливом «козле»[25]. Это места, где облака порой садятся на землю, накрывают дома, а хозяйство ведут, как в Афганистане – натаскивая землю с равнины на горные террасы на ослах, а то и на своих спинах. Здесь до сих пор сохранились традиции, которые на равнине уже забыли, если деды в основном говорят на языке предков. Отцы двуязычны, дети говорят на русском. И дело тут не в неуважении к традициям, а в банальной лени выучить родной язык.

Мы ехали в горный Дагестан. Ехали на «Ниве» – верткой и неприхотливой машине, единственный минус которой – сзади дверей нет и при обстреле быстро выскочить из нее не получится. Еще в нее часто вваривают раму в багажник и устанавливают вместо задних сидений «АГС-17». Подскочил ночью, развернулся задом, короб выпустил – и ходу…

Я уже понял, куда мы ехали.

Карамахи. Шаланды полные арбузов. В свое время у каждого жителя этого села около дома стоял грузовик «КамАЗ». Ну или почти у каждого. Я не шучу. Потому что видел это своими собственными глазами, эти грузовики. В Дагестане часто бывает так, что в каком-то селе есть своя специализация. Так вот Карамахи было селом водителей. Именно они доставляли астраханские арбузы в Москву на своих «КамАЗах». А еще – они были ваххабитами. И собирали закят. И похищали людей. И чаще всего именно в этих машинах обратно ехали украденные в Москве люди. А когда Карамахи взяли, то оказалось, что все село соединено между собой ходами, представляющими собой нефтяные и бетонные трубы, закопанные вглубь на два-три метра. И такую линию обороны нельзя взять без применения осадной артиллерии и массированных бомбежек. А еще там были две винтовки «ОСВ-96», которых на тот момент было выпущено что-то около ста штук. Калибр 12.7.

И именно туда шел с гор Басаев. Да не дошел…

Сейчас Карамахи мирное село. Наверное…

А пока мы ехали горными дорогами, разбитыми, и совсем бездорожьем. Ехали мимо людей, машин и ослов. И населенных пунктов, в которых наша машина не останавливалась. Боевики знали, что по дагестанским традициям любого гостя накормят лучшим, что есть в доме, но они проезжали мимо. Потому что знали, вряд ли найдется много домов, где им будут рады.

Знали. Но все равно вели джихад.

Итак, Карамахи. Крупное село, расположенное в Кодорской долине, пригодной для земледелия. Россыпь белых домов посреди моря зелени – дома здесь нормальные, как на равнинной местности, а не уступами, как в горах, когда крыша одного дома – это двор для другого. Бетонные заборы и крик азанчи с одной из мечетей.

Их здесь не одна, несколько…

Хамза (Гамза), военный амир южного фронта виляйята Дагестан, сидел на корточках во дворике одного из домов, в тени чинары. Одет, как обычный дагестанец, даже селянин – засаленные брюки и резиновые сапоги. Взгляд настороженный, острый. В глазах видна желтинка… это от почек, посаженных ночевками на холодных камнях. Нефрит – одна из профессиональных болезней боевиков, наряду с передозировкой свинца.