Что отличает юродивого от обычного человека, так это особое чутье на неправду. В повседневной жизни, напоминает нам Тим Левин, ложь встречается сравнительно редко, а потому способность распознавать ее не так уж и важна с точки зрения эволюции. В большинстве ситуаций презумпция правдивости оправдывает себя. Если, допустим, вам объявляют в кофейне, что ваш счет составил $6,74, вы можете самостоятельно проверить правильность суммы, задержав очередь и потеряв полминуты своего времени. Или же просто допустить, что бариста говорит вам правду, потому что люди обычно не врут.

Именно так и поступил Скотт Кармайкл. У него было две возможности. Рег Браун сказал, что Ана Монтес ведет себя подозрительно. Ана Монтес, напротив, предложила совершенно невинное объяснение своих действий. С одной стороны, маловероятная, но теоретически возможная ситуация, когда одна из самых уважаемых сотрудниц РУМО вдруг оказывается вражеской шпионкой. С другой стороны, гораздо более возможный сценарий: Браун – просто параноик, которому везде мерещатся предатели. Кармайкл, исходя из презумпции правдивости, выбрал второй вариант. Да и Саймонс рассудил точно так же: в принципе, конечно, Мейдофф может быть основателем крупнейшей в истории финансовой пирамиды, но какова вероятность этого?

Юродивый, в отличие от подавляющего большинства людей, так не думает. Да, статистика говорит, что лжецы и мошенники встречаются достаточно редко. Но сам он видит их повсюду.

Иногда юродивые нужны обществу. Они играют важную роль. Вот почему мы их романтизируем. Гарри Маркополос стал героем саги о Мейдоффе. О разоблачителях пишут книги и снимают фильмы. Но вторая, самая важная часть теории Левина заключается в том, что все не могут быть юродивыми. Это прямой путь к катастрофе.

Левин пишет, что в ходе эволюции Homo sapiens так и не выработали точных и виртуозных методов изобличения обмана, потому что трата времени на придирчивый разбор чужих слов и действий не составляет для нашего биологического вида преимущества. Удобнее считать, что незнакомец говорит правду. Как формулирует Левин, в данном случае оптимальным вариантом является компромисс между презумпцией правдивости и риском быть обманутыми:

Это может показаться сухим умствованием, ведь все мы видим, сколько бед приносят окружающим отдельные типы вроде Аны Монтес или Бернарда Мейдоффа. Мы доверяем ближним по умолчанию, а в результате шпионы остаются нераскрытыми, аферисты гуляют на свободе, и от этого страдают люди. Но Левин считает, что отказ от презумпции правдивости обошелся бы нам значительно дороже. Если бы все на Уолл-стрит вели себя как Гарри Маркополос, там наверняка изжили бы мошенничество, но при этом установилась бы столь густая атмосфера всеобщей настороженности и подозрительности, что не было бы и самой Уолл-стрит[21].

4

Летом 2002 г. Гарри Маркополос отправился в Европу. Они с напарником искали инвесторов для нового фонда, который собирались основать. Маркополос встречался с управляющими активами в Париже, Женеве и других финансовых центрах Западной Европы, и то, что он узнал, ошеломило его. Оказывается, Бернард Мейдофф вел дело с необычайным размахом. Если не покидать Нью-Йорк и общаться только с дельцами на Уолл-стрит, сочтешь, что это фигура местного масштаба, один из многих, кто обслуживает богатеев с Восточного побережья. Но Маркополос обнаружил, что Мейдофф действует по всему миру. Размер его мошеннической империи был намного больше, чем Гарри предполагал сначала.

Именно тогда Маркополос решил, что его жизнь в опасности. Сколько же влиятельных и богатых людей кровно заинтересованы в том, чтобы удержать Мейдоффа на плаву! Уж не поэтому ли его неоднократные обращения в надзорные органы ни к чему не привели? Имя Маркополоса было известно большим людям в Комиссии по ценным бумагам и биржам США. И пока грандиозная афера не предана огласке, он не мог чувствовать себя в безопасности.

Гарри рассудил, что теперь будет логично обратиться к генеральному прокурору штата Нью-Йорк Элиоту Спитцеру, который зарекомендовал себя как один из немногих выборных чиновников, считающих нужным проверять, что творится на Уолл-стрит. Но надо было соблюдать меры предосторожности. Спитцер происходил из богатой влиятельной семьи. А вдруг и он тоже вложился в фонд Мейдоффа? Маркополос узнал, что прокурор собирается в Бостон, где будет выступать с речью в Библиотеке им. Джона Кеннеди. Аккуратно удалив все указания на себя, Гарри распечатал свои документы на чистых листах и вложил их в простой коричневый конверт формата А4. Затем, желая подстраховаться, положил этот конверт в другой, побольше. Чтобы не оставить отпечатки пальцев, он надел перчатки. Выбрал самую просторную одежду, а сверху еще накинул пальто, которое было ему велико на пару размеров. Словом, сделал все, чтобы его не узнали. Маркополос пробрался в зал и незаметно сел в сторонке. После выступления он попытался лично вручить документы Спитцеру. Но не смог приблизиться к нему – и в результате доверил конверт женщине из свиты с просьбой передать его по назначению.