Марк не произвел на нее особого впечатления. Если совсем честно, то она немного, не понимала, почему он имеет такой успех у женщин. Ну да, недурен собой. Умен, даже скорее хитер — недаром решает аналитические задачи. Умеет говорить комплименты — этого не отнять. Неужели женщины настолько на них падки? Выходит, что да.

В представлении Дженны, правда, идеальный мужчина — это совсем другое. Он сдержан и в то же время энергичен. От него веет силой. Он с легкостью решает любые проблемы. Ему всегда хочется уступить место у руля.

Вот, например, Морган… Дженна чувствовала его присутствие — по обращенному к нему боку то и дело пробегали щекотные мурашки. Она знала, всем существом знала, что он близко, хотя и скрыт от нее туманной пленкой — близорукость…

Дженна намеренно не слушала, о чем идет разговор за соседним столиком, да и Хелена и Морган ей в этом помогали — разговаривали мало и очень тихо. Марк, наоборот, заливался соловьем. Перед подачей десерта он пригласил ее на танец.

У него были горячие, но слегка влажные ладони. Дженна чувствовала, с каким сладострастным наслаждением он кладет их ей на спину. Ей было немного не по себе от этого, но она концентрировалась на другом: она когда-то неплохо танцевала и хотела продемонстрировать это Моргану. Зачем? А почти что просто так. Пусть видит, какая талантливая девушка ходит у него в секретаршах…

— Ты божественна, — прошептал Марк ей на ухо.

Видимо, начитался специализированной литературы, в которой пишут, что женщинам нравится, когда им что-то говорят в ухо. Дженне же от его дыхания было только щекотно.

— Спасибо, — мурлыкнула она.

— Послушай, я уже просто с ума схожу. Может быть, к черту его, этот десерт?

— К черту его, — повторила Дженна, думая о Моргане. — Но я бы все-таки выпила чаю.

— Твое желание — закон, — согласился Марк, и по его интонации Дженна поняла, что одними поцелуями ей не отделаться.

Думай, голова, думай! Эх, надо было ехать на «форде»…

— Марк, Марк, подожди же…

— Что такое, дорогая? — спросил он и снова впился страстным поцелуем ей в шею.

Дженне вспомнились фильмы про вампиров, которые она в детстве любила странною любовью, сильно замешенной на страхе.

— Марк, по-моему, ты слишком торопишься! Погоди!

«Раньше надо было думать, — резонно заметил внутренний голос. — В ресторане. Когда устраивала все это шоу с обольщением».

С ним сложно было не согласиться. Если она срочно ничего не придумает, то все может обернуться для нее очень неприятными последствиями.

Марк хотел отвезти ее на пляж, но она сказала, что ей пора домой. Он не стал возражать, но до дома ее так и не довез, остановился у обочины возле парка… Не совладал с собой. Звать на помощь было бы странно и нечестно: сначала весь вечер вертеть перед Марком хвостом, а теперь обвинить его в попытке изнасилования?

— Марк, остановись! Мне плохо! — выпалила Дженна.

Он с трудом отвлекся от своего занятия. Глаза у него были полусумасшедшие.

Дженна начала с шумом хватать воздух ртом.

— Дженна?!

Она прижала руки к груди и сделала вид, что задыхается.

— Что с тобой?! — Марк уже испугался не на шутку.

— Астма, — проговорила Дженна одними губами и дрожащей рукой потянулась к сумке. Она не очень ясно представляла, как у астматиков возникает приступ, и уповала только на то, что Марк тоже этого не знает.

— Боже, сейчас! — Он схватил сумочку сам и принялся лихорадочно рыться в ней. Естественно, ничего не нашел.

Дженна накрутила себя до такого состояния, что из глаз потекли слезы, размазывая безупречный макияж. Теперь это уже не важно. Шевельнулись угрызения совести по поводу Марка. Вот кто тут единственная жертва…

Впрочем, совесть быстро унялась: она же по-человечески просила отвезти ее домой.

Дженна — этот вечер стал бы, наверное, ее актерским бенефисом — забилась в конвульсиях, которые уже больше напоминали эпилептический припадок. Может, конечно, она и перегибала палку, но было действенно: Марк ошалел от ужаса, и дурман страсти явно выветрился из его сознания. Он вспомнил что-то из курса оказания первой медицинской помощи и нашарил в бардачке бумажный пакет:

— Держи!

Хорошо, что Дженна слышала об оказании первой медицинской помощи то же самое и сообразила, что в этот пакет нужно дышать.

Да, вот такой вот странный Марку попался астматик…

Еще минуты три она «успокаивалась». Марку пришлось успокаиваться в прямом смысле слова. Он сделал большой глоток из фляжки, которую достал из-под сиденья.

«Ай-ай-ай, как не стыдно, ты же за рулем, — подумала Дженна. — Тебе же еще меня домой везти».

В принципе, можно бы выпасть из машины и сымитировать для верности приступ рвоты, но Дженна не была уверена, что ей на это хватит актерских способностей. Ладно, это оставим на крайний случай.

Марк смотрел на нее с жалостью и опаской.

— Извини, у меня всегда так в интимные моменты, — пожаловалась она. Господи, прости. Но после сегодняшнего представления это уже такая маленькая ложь… — Поэтому у меня и нет парня. Мало кто выдержит такую реакцию на… ну ты понимаешь. А я, как суеверная дура, не взяла с собой лекарство. Думала, буду знать, что его нет, и как-нибудь справлюсь с приступом. Силой мысли.

— Да уж, — мрачно сказал Марк. — Давай я отвезу тебя домой.

— Давай, — согласилась Дженна.

Похоже, одну вещь она сказала ему честно: дура она. И ничего тут не попишешь.

Морган чувствовал себя так, будто его кто-то не очень больно, но долго и обидно бил. Совершенно, конечно, неподобающее чувство для взрослого и сильного мужчины, но деваться некуда. Единственное, что он мог сделать, — это не подавать виду, а еще лучше — наплевать на свои чувства. Ему нередко приходилось это делать, опыта не занимать.

Он даже вряд ли смог бы ответить, что доставляло ему больше «радости»: присутствие Хелены или поведение Дженны. Такой Дженны, которую он не знал.

Впрочем, Дженна-то тут при чем? Она свободный человек, в нерабочее время имеет полное право делать все, что ей заблагорассудится, с тем парнем она смотрится неплохо — эффектная блондинка и знойный брюнет — и вообще, монашеских обетов она, помнится, не давала.

Он, конечно, мог привыкнуть к тому, что Дженна в каком-то смысле только его, что она все время рядом с ним, но было бы жестоко, глупо и несправедливо требовать, чтобы у нее не было никакой личной жизни.

А так хотелось…

— Фримен, очнись.

Моргана всегда передергивало, когда жена называла мужа по фамилии. Как-то это… ну неправильно. Холодно и жестко. А потом его собственная жена стала так его называть, и его это перестало беспокоить.