Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А если и было. Дело-то нехитрое. — Она снова посмотрела мне прямо в глаза. — Но я за другими не слежу. А ты, верно, знаешь, от кого она в тягости была?
— Догадываюсь. Но хочу твердо узнать.
— Говорят, к девкам в Ряженом змей ходит. Да може, и так, — она поправила платочек, бросила на меня взгляд украдкой, искоса, — одиноким маетно. Пойду уже. Свекровь заругает.
* * *
Уже у двери был слышен громкий баритон лодочника Данилы и мягкий, певучий голос его жены Марины. Пока мы были в станицах, он, разыскивая пропавшую скотину, угодил в яму. Земля в овраге осыпалась прямо под ногами. Серьезно расшибся, да еще и «пустая» нога его подвела, не чувствуя ею предметов, запнулся о камень, ботинок застрял в яме. Несколько часов не мог выбраться. Наконец его крики услышали, а когда вытаскивали, то сильнее повредили ногу. Из-за этого лодочник был вынужден лежать. Ругался, изводил жену и упорствовал, что яму вырыли нарочно.
— Кто же вырыл, по-вашему? Лежите. — Осмотрел его ссадины, которые Марина чисто и аккуратно промыла и приложила к ним корпию, щедро сдобренную карболкой, за неимением ничего другого.
— Загоится[50] само! Бугровщики чертовни окаянные. Камни это они нарочно! Рыли, да и бросили. Как снег сошел, так в округе копает кто-то, шарится. Узнаю, кто… Я!..
Кряхтя, непрестанно ругаясь, злясь на свою беспомощность и жалея пропавших овец, он рассказал, что в округе идут слухи, будто «ищут навроде что-то крупное, клад им опять блазнится».
Он и Марина упрашивали меня помочь собрать людей, чтобы разыскать овец, пришлось согласиться. Турщ отговорился занятостью — прямо накануне испортили лебедку, скрутили детали. Очередная порча имущества артели. Но дал милиционера и еще пару человек из местных. Неожиданно с нами вызвался пойти и фельдшер Рогинский.
Пропавших овец лодочника мы разыскали только к вечеру. На плоском берегу, укрытом рыжей вылинявшей прошлогодней травой с пятнами темной зелени, виднелись темные кучи, над которыми вились мухи и слепни. В небе кружили птицы. Вдалеке поблескивало займище, залитое водой. Фельдшер пнул одну из туш носком сапога, чтобы перевернуть. Остальные овцы, абсолютно здоровые на вид, отыскались неподалеку в овражке, тревожно и жалобно мекая. На месте, где Данила угодил в яму, я с трудом угадал в неровном каменном круге и кучке земли древний курган, едва не по пояс поросший чабрецом и пыреем. Неподалеку поднял втоптанную в землю помятую жестянку, завернутую в тряпку. В ней болтался комочек кукурузной муки. Милиционер тем временем устроил подводу. Он помог нам с Рогинским перетащить овец. Фельдшер удивил и поддержал меня, настояв на том, чтобы не бросать павших животных.
— Ведь может быть ящур… Падаль растащат…
На самом въезде в поселок маячила черная фигура — отец Магдарий. Вокруг уже собиралась толпа. Один из местных шепнул, что его позвали специально — падеж скота, мол, это небесная кара. Логичное продолжение красных вод и других бедствий. Я, однако, был склонен усматривать не божью десницу, а руку человека. Животных загнали в сарай, где они теснились, повернув ко мне почти человечьи бледные лица. Рогинский объяснил мне, что перед падежом у овец дергаются мышцы крупа. Они отказываются от корма. Пьют мало воды. Слюна становится пенистой. Ничего подобного не наблюдалось.
Рогинский тем временем готовился вскрыть падшее животное.
— А что такого? Человека мне не доверят, а тут я — пожалуйста. — Он быстро подготовил все нужное.
Аутопсия овцы. Такого в моей практике еще не было, но принцип понятен и очевиден. Слизистые оболочки ротовой и носовой полостей синюшные. Как и расширенные зрачки, это у всех млекопитающих — признаки отравления мышьяком. Наличие этого яда в организме хоть человека, хоть овцы можно подтвердить методом Марша. В известном деле французской полиции об отравлении с его помощью провели анализ волос. Они накапливают яд, значит, возьмем шерсть. Но метод Марша трудоемкий, займет несколько часов. А вот метод Шееле, шведского аптекаря, проще. Не примут на суде, но мне и не идти в суд. Суть метода сводилась к двум последовательным химическим реакциям. Они, а главное — появляющийся при выделении газа характерный чесночный запах — вполне наглядное доказательство присутствия мышьяка в пробе. Вот он, эксперимент-фокус, которого жаждал от меня Турщ. Теперь неплохо бы понять, откуда мышьяк взялся там, где паслись овцы. Выйдя в прихожую, я вытащил из кармана жестянку, которую подобрал на поле. Комок муки в жестянке был пропитан 10 %-ным раствором Vert de Paris — парижской зеленью, что содержит мышьяк. Ее повсеместно используют против мышей, крыс и насекомых. Такую банку я видел в кладовке клуба. Падшие овцы, скорее всего, подъели муку с травы.
— Сильное средство, говорят, саранчу и порохом жгли, и вытаптывали, но зелень лучше всего берет, — заметил фельдшер, с интересом наблюдавший за моими манипуляциями. — И мы держим дома, от крыс-с. Конечно, с предосторожностями!
За всеми этими событиями чемоданом я смог заняться только поздним вечером. Решил, что оставлю его в комнате больницы, так надежнее. Здесь был шкаф с крепко запирающейся нижней дверцей, в нем хранили сильные средства. Наверху слышались голоса Рогинского и Анны. Я зажег еще одну лампу и открыл чемодан Рудиной. Поверхность сильно захватана. Сам чемодан почти пуст. Шарфик, брошюрки на тему новой жизни. Фотокарточки звезд кино. Среди брошюр томик стихов в ярком переплете. Отложил его в сторону. В обивке нашелся незатейливый тайник, вшитый карман. Оттуда я вытащил несколько исписанных чернильным карандашом листков, смятых, закапанных, в кляксах.
В чернильном карандаше используют закись железа с анилиновой краской. Чернила очень стойкие, жидкие и легко проникают внутрь бумаги. Проявятся равномерно, если смочить раствором танина. Достал сильную лупу на подставке — техническая новинка, удобно, руки свободны. Через пару часов возни удалось разобрать, что написано. Я потер лоб. Сравнил особенности почерка, угол наклона и силу нажима с надписью на форзаце одной из книг в чемодане, сделанной Любиной рукой. Любовь Рудина писала, очевидно, жалобу краевому начальству. На отца ребенка. Имени в тексте не было, я разобрал «отговаривается препятствиями между нами», «пускай не хочет записаться со мной, но ребенка должен признать», «не желает», «решение вопроса в утвердительном смысле».
Закончив, отложил личные вещицы. Их можно, пожалуй, вернуть родителям. Поколебавшись, личные вещи Любы я сунул в карман и прихватил с собой, чтобы передать Турщу — пусть отправит кого-нибудь в станицу.
Удалось зайти к нему уже поздним утром, на следующий день. Солнце быстро нагревало землю, от воды поднималось марево. За силуэтом приземистой мельницы чайки расхаживали на черном поле. В селе меня, казалось, уже хорошо знали,