Мика плюхается на заднее сиденье. И смотрит в окно, на родительский дом.

— Не дури. Садись рядом, — командую я.

— Зачем?

— Я так хочу.

— Чего ты ещё хочешь, Алекс? — усмехается она.

Тебя. Но этому не бывать. Я не теряю голову и не сплю с девственницами. Мне лишняя морока ни к чему.

— Садись рядом со мной — и узнаешь, — хмыкаю я.

— Ладно.

Мика сдаётся и садится впереди. Пристёгивает ремень безопасности, на меня украдкой смотрит.

Что ж, до центра каких-то двадцать минут. Я отвезу Мику и напрочь забуду о ней.

А вечером Даша утолит мой сексуальный голод.

9.2

Несколько минут мы едем в полной тишине. Я смотрю в окно, к Александру даже не поворачиваюсь. Кажется, я стремительно его теряю. Он больше не приедет в отцовский дом, возможно, в следующий раз мы встретимся на дне рождения отчима. А это будет аж через два месяца. Я не доживу.

И как исправить ситуацию? Снова быть язвительной, грубой, насмешливой? Нет, с Алексом это не срабатывает. Он в ответ жалит сильнее, причиняет мне боль своим саркастическими замечаниями.

Почему он такой злой и жестокий? Я же помню, как заливисто он смеялся в компании близких друзей. Увижу ли я когда-нибудь того Алекса? Или буду вечно терпеть его насмешки и считывать раздражение в любимых глазах?

С лже-Кристиной он был другим. Особенно когда я трогала его тело, целовала, улыбалась и рассказывала какую-то чушь про вино. Алексу понравилась моя непосредственность.

Вот же оно! Как я раньше не додумалась? Он любит естественность во всех её проявлениях. А сегодня я немного заигралась с этим откровенным купальником и последующим игнором.

— Знаешь, о чём я подумала, когда впервые тебя увидела? — бросаю на него короткий несмелый взгляд. Алекс пристально смотрит на дорогу, он сосредоточенный, серьёзный.

— Нет, — дёргает плечом. Хмурится немного. Показывает, что мои слова ему не интересны.

— Сначала я испугалась, — бросаюсь в омут воспоминаний. — Ты показался мне таким взрослым, большим и страшным. Ты совсем не улыбался и говорил рублеными фразами. Сразу после знакомства ушёл в свою комнату, закрылся в ней. И вышел только поздно вечером, когда все уже спали. Кроме меня.

— Я этого не помню.

— Конечно, не помнишь, потому что я не выдала своего присутствия. Наблюдала за тобой из-за угла. Ты заварил себе кофе, сел за стол и общался с кем-то по телефону. При этом улыбался. Я подумала, что у тебя очень красивая улыбка.

Мы на светофоре. Алекс поворачивает голову в мою сторону. Удивлённо выгибает бровь. Да-да, я подглядывала за тобой с первого дня знакомства. Живи теперь с этим знанием.

— У меня даже есть твоя фотография, — признаюсь я. — Сделанная в ту самую ночь. Снимок вышел размазанным и слишком тёмным, но на нём можно разглядеть твою улыбку.

— Зачем ты это сделала? — напряжённо спрашивает Алекс.

— У меня появился сводный брат. И отчим. И новая жизнь. Я к этому не привыкла, я была в шоке. И хотела с помощью фотографий удостовериться, что не сплю, что не сошла с ума.

— Что за странности?

Он мажет по мне быстрым взглядом. Головой качает. Его скулы заостряются, он крепче сжимает руль и сворачивает направо. Так дольше ехать до центра. Совпадение? Или я снова придумываю себе то, чего нет и никогда не будет?

— Ты ведь знаешь, как мы с мамой жили. Она на двух работах убивалась, ведь после смерти отца на нас долги жуткие висели. И мы никак не могли их закрыть. Квартиру думали продать, но она стоила сущие копейки, так что мы от этой идеи отказались. Тем более жить в бабушкином доме я не хотела. Там туалет на улице, вода только в колодце, и душа, естественно, нет. Мы с мамой в таких условиях с ума бы сошли. А потом случилось чудо: друг Василия Андреевича попал в больницу, где мама работала уборщицей.

— Об этом я слышал.

— Если бы Василий Андреевич не навестил друга, наши родители никогда бы не познакомились. Я об этом даже думать не хочу. Страшно это. Мы бы с мамой и дальше в нищете оставались, и я бы никогда не поступила в университет, потому что на общагу и жизнь в большом городе нужны деньги. Много денег.

— Что за долги были у твоего отца?

— Он мечтал о лёгких деньгах. Ну и проиграл очень большую сумму. За ним коллекторы приходили. Проще говоря — местные бандиты. Папа продал всё, что мог: обручальные кольца, технику, старый дом своих родителей. Этого не хватило. А потом… — я обнимаю себя за плечи и через мутную пелену смотрю вперёд, на серую дорогу. — Потом он не выдержал позора и... решил уйти из жизни... А нам с мамой пришлось за его грехи отдуваться. Без Василия Андреевича мы бы на улице остались… Без денег, жилья, будущего.

— Я этого не знал.

— Потому что ты никогда не интересовался ни мной, ни мамой.

Он не отрицает. Не говорит, что я ошибаюсь. Обидно, что ему всегда было на нас наплевать.

— Я знал, что вы из другого города, а по внешнему виду понял, что с деньгами у вас туго. Мне показалось, что отец на старости лет решил в спасателя поиграть.

— Может быть. Он ведь закрыл наши долги. И всего через месяц сделал маме предложение. Забросал нас подарками, помогал мне с учёбой и с поступлением в университет. Я этого не ожидала.

— Папа всегда мечтал о дочери.

— Хочешь сказать, с тобой он не был таким добрым и заботливым?

— Нет, — сквозь стиснутые зубы отвечает Алекс.

— Мне жаль… Я знаю, каково это — быть