меня понял. Одно дело сказать, совершенно другое — прожить. Но Протопопов хотя бы кивнул — уже что-то. На том и расстались.

Собирался я в спешке, но в то же время с удивительно ясной головой. Все же, как ни грустно это признавать, Максутов оказался совершенно прав. Только занятие, которое ты можешь сделать один во имя какой-то весомой цели, может спасти от самоедства. Самого дурного, что я мог сейчас заняться.

— Колюсик, ты куда собрался? — всплеснула руками тетя.

— Мне надо. По одному важному делу.

— Я тебя никуда не пущу!

— Пустишь. И это не обсуждается, — твердо сказал я.

Видимо, что-то в моем голосе было еще, помимо повышенного тона. Может, дар или что-то иное. Тетя Маша лишь обмякла и села на стул. Вообще, плюхнулась бы на пол, но внезапно возникший из ниоткуда Пал Палыч пододвинул кухонную мебель.

— Не переживай, я не воевать отправляюсь, скорее даже наоборот.

— Наоборот? — удивилась она. — Это как?

— К чему может прислушаться сильный человек? Только к другой силе. Той, которая равна ему, а по-хорошему даже превосходит. И у меня есть определенные мысли на этот счет.

— Колюся, я не могу тебя отпустить, — часто задышала тетя, готовясь расплакаться.

— Я понимаю, о чем ты. Но ты не сможешь оберегать меня вечно. Я вырос. Наверное, чуть раньше, чем нужно. Однако уж так сложилось. Если у меня получится, есть шанс все остановить. Если нет… То хуже уже все равно не станет. Но я хотя бы должен попытаться.

Внутри тети Маши явно боролись какие-то демоны. И не знаю, что там победило: голос разума, вера в меня или собственное бессилие. Она устало поднялась на ноги и неторопливо перекрестила меня.

— Иди с Богом.

— Пропустил момент, когда ты стала такой верующий, — попытался разрядить обстановку я.

— А я пропустила момент, когда ты стал таким умным… И взрослым. Иди уже, не рви душу.

— Хорошо. Я скоро вернусь. Обещаю. Илларион, Илларион, чтоб тебя, где ты? Пойдем, проводишь.

На улице я шел не останавливаясь, пока мой дом не скрылся из виду. И только тогда остановился. Вообще, Илька мне был нужен лишь для одного. Но не говорить же об этом при тете. Тогда точно поймет, что обещание про вернуться — не совсем правда.

— Помнишь того нотариуса, который мне завещание Ирмера озвучивал? Фамилия у него какая-то еще птичья. Курочкин, что ли?

— Куропаткин он, господин.

— Точно, Куропаткин. Не знаешь, случайно, где живет?

— Как не знать, — сразу погрустнел Илька. — Совсем, стало быть, дело швах, так, господин?

— Просто хочу подстраховаться. И не оставить вас с голой задницей. Времена нынче неспокойные.

— А когда они спокойные были? — пожал плечами Илларион. — Сначала прадед Императора, уж, прощенья прошу, по прозвищу Плешивый, вино пить запретил любого толка. Как же, стало быть, «сухой закон», вот. Через то и губернии даже бастовать стали, отделяться захотели. После, вроде, дед Императора пришел. Тот, конечно, эту глупость отменил. Да и то лишь потому, что сам пригубить любил страсть как. Сколько раз навеселе его видели, даже стыдно. После Николай ему на смену пришел. Только тут вздохнули, умный, справедливый, сам из кавалеристов, за народ простой радел, опять же. Батюшкой его прозвали. Да и он под конец жизни и тот с головой дружить перестал. И стал Батюшка Кровавым. Думали, может, сейчас времена хорошие будут. Да, оказалось, что были они уже. Только мы их за плохие принимали.

— Грустно, — заметил я. — Но жизненно. И что-то напоминает. Ладно, лови экипаж, адрес назови, а потом в кабак сходи. Только долго не задерживайся. Тете скажешь, что до кьярда проводил, и я улетел.

— А на самом деле, господин?

— На самом деле так и будет. Это единственный способ выбраться отсюда.

Илька выполнил все в лучшем виде. Через три минуты возле меня уже стояла легкая повозка с вполне приличным извозчиком.

— Помогай Вам Бог, господин, — сказал Илларион.

— Да что вы, сговорились все, что ли. Все нормально будет.

Илька пробормотал нечто невразумительное, а уже громче добавил.

— Хороший Вы человек. Даже лучше покойного господина. Только сердце у Вас мягкое, жалостливое. С таким долго не живут.

— А я все-таки попробую.

— Дай-то Бог. Молиться об Вас буду, господин.

— Адрес запомнил? — спросил я извозчика. Тот кивнул. — Тогда трогай. Илларион, — обернулся я в последний момент. — Тетю береги!

Слуга закивал и даже побежал за повозкой, осеняя меня крестным знамением. Я отвернулся, глядя вперед. И не только потому, что не любил долгие проводы — это само собой. У меня сложилось ощущение, что мы прощаемся навсегда.

Глава 8

Я рассчитывал провернуть все махинации с нотариусом по возможности быстро. Не хотелось бы тратить столько времени на подобные дела. Но оказалось, что Куропаткин — птица высокого полета. По крайней мере, для меня.

Бумаги с гербовой печатью находились у него в конторе. Куда он ехать отказался наотрез, ответив мне одновременно в мягкой, но вместе с этим непреклонной форме. И глядя на только что сваренный говяжий язык, соленья, графин с водкой на столе и молодую домохозяйку из простолюдинок, явно не подходящую на роль законной супруги, я понимал причину такой твердости.

Надавить силой или принудить Куропаткина к работе в нерабочее время я не мог. Он коллежский асессор, я всего лишь прапорщик. Табель о рангах, такая бессердечная сука, вновь оказался не на моей стороне. Будь на мне черный конвойный мундир, может, еще бы удалось уболтать Петра Филатовича. Или даже припугнуть. Так пришлось прибегать к самому старому и известному на весь мир средству. Подкупу.

Увидев стопку денег Куропаткин значительно оживился, мигом забыв о приятной во всех отношениях девушке. Мне даже неудобно стало. Как говорится: сам не «ам» и другим не дам.

— Сию минуту, Николай Федорович. Только пальто захвачу. Аннушка, накрой пока все. Я через час буду.

Куропаткин, с невероятной скоростью для своего толстенького тела на коротких ножках, стал носиться по квартире, заодно прихватывая ключи, головной убор и трость.

— Вы помните, как меня зовут? — спросил я, когда мы оказались уже на улице.

— Конечно, Николай Федорович. Я помню всех своих клиентов. Но не всем позволяю отвлекать себя в нерабочее время.

— Только самым щедрым, — улыбнулся я.

— И самым умным, — ответил он.

Внешне Куропаткин мне ужасно не нравился. Толстый, неприятный. Я вообще всегда не очень хорошо отношусь к людям, которые запускают себя. Ведь не так уж трудно каждое утро выделять минимум времени для поддержания тела в необходимой форме. А оно подобного обращения не прощает. И в