Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ветер здесь был в разы сильнее, чем в городе, влажный и будоражащий, какой бывает только на берегу большого водоема. От него пробирало до сладких мурашек, так похожих на предвкушение. Или может это Любу просто повело от этого дня, от мужчины, шагающего рядом, от их разговоров в машине, пока ехали. Вроде бы ни о чем, но всегда на грани и с очевидным обоим подтекстом. А ещё от её решения не сопротивляться. Отдаться течению полностью, отключить мозг и не думать, не гадать, не планировать и не предсказывать, к чему это всё приведёт.
И стало вдруг так легко- легко. Люба была словно облачко. Гравитация не держала, походка пружинила, каждый шаг грозил стать последним и оторвать её от грешной земли. Или напротив скинуть в пучину того самого греха — это уж с какой стороны посмотреть, но сама Любовь Павловна предпочитала смотреть с первой.
Меж стройных старых сосен вились утрамбованные дорожки, ведущие к уединенным большим бревенчатым коттеджам. Здание администрации с гостиничными номерами на втором этаже располагалось у самого въезда на территорию, а хорошая русская банька на самом берегу Ладоги. И сразу за ней пирс для желающих остудиться с причаленными к нему разноцветными лодками.
Их компания, большая и шумная, так как это была солянка из трех отделений, а также парочки приглашенных товарищей, вся в коттедж не поместилась и заняла ещё и половину гостиничных номеров в административном здании. А Сергей решил обосноваться в небольшом домике на двоих вблизи бани и в отдалении от арендуемой беседки. Официально он решил расположиться там один, правда, когда закидывали вещи, у Любы все же поинтересовался, закуривая на маленьком крыльце домика и щурясь сквозь сизый дым.
— Люб, Виола Петровна, с которой тебе комнату делить, храпит…Жутко.
— И что? — улыбаясь, изогнула бровь Любовь Павловна.
— И тут миленько… — хмыкнул Соболев и повел рукой в сторону открытой в домик двери.
— А ты, значит, не храпишь? — фыркнула Люба и рассмеялась. Легко-легко-легко. Ей так легко, будто пьяная.
— Сегодня не планирую, — масляно сверкнули в ответ тёплые карие глаза заведующего.
Люба опять рассмеялась и вспыхнула. Легко и жарко. Ласковое пламя лизало изнутри, растекаясь по венам жидким огнем. Их глаза встретились, и Любин смех оборвался.
— Вы, Сергей Иванович, угробить меня разом на отделении решили? — тихо зашептала Люба, — Два дня как пришла и с заведующим поселилась…
Соболев смотрел, не мигая, на раскрасневшуюся Любовь Павловну. Недовольно поджал губы, по небритым щекам прокатились желваки. Медленно кивнул и, затушив сигарету, шагнул с крыльца.
— Пошли, Люб, вещи твои отнесу, — Сергей, небрежно поправив её сумку, чуть съехавшую с широкого плеча, бодро направился к коттеджу, где Вознесенской с Виолой Петровной отвели маленькую комнату на мансардном этаже.
* * *
Огромная беседка, где и свадьбу было не стыдно справить, гудела смехом, анекдотами с работы и из жизни, и, куда уж без них, разговорами о вечном и системе здравоохранения. Женщины бодро резали салаты и варганили закуски, мужчины следили за тремя в ряд поставленными коваными мангалами и просто пили, воруя прямо из-под ножа только что нарезанные огурчики и помидорчики. Солнышко едва заметно припекало, с Ладоги мягкий ветерок доносил освежающую ледяную пыль, шум низких волн и пение птиц ласкали слух почище любой музыки, и всем было по-настоящему хорошо.
Так как Люба успела проработать без малого двое суток, то знакомых среди присутствующих у неё практически не было. Виола Петровна, акушерка, постоянно дежурящая в паре с Сергеем, Костя Карпухин, приятный парень двадцати семи лет, тоже акушер-гинеколог, Елизавета Маркова, тонкая и строгая женщина лет сорока пяти, узистка, Кристина, молоденькая акушерка, и в общем-то всё. Правда, это не помешало Любе как-то сразу стать главной по сложным закускам и салатам типа шубы и мимозы, и таким образом быстро и безболезненно влиться в коллектив. Да и постоянно подливаемое белое вино в пластиковый бокал, стоящий рядом с ней этому сильно способствовало.
А ещё Соболев от Вознесенской не отходил. Вернее, отходил, конечно, но быстро возвращался. Легко касался до поясницы, локтя или плеча, хитро улыбался, интересуясь какой-нибудь чушью, и утаскивал что-нибудь, нарезанное из-под её ножа. Люба отчаянно краснела, шикала на Сергея и делала страшные глаза, косясь и кивая в сторону коллег, но на самом деле ей было до дрожи приятно. Так приятно, что через некоторое время она уж и ждала, когда Соболев к ней вновь подойдёт, и выглядывала его, хмурясь, если пропадал куда-то. А один раз даже обиделась, когда Кристина позвала заведующего посмотреть, что у нее с колесом, и их не было целых минут двадцать. Ну, вот что он там высматривал, а? Конечно, у Кристины в джинсах попа вон какая стройная…Можно и подольше её колесом полюбоваться…Все они…Люба в сердцах излишне размахнулась ножом, перепугав стоящую рядом Виолу Петровну, и разрубленный соленый огурец слетел со стола. Чёрт…
— Простите… — пробормотала Люба, сама себе удивляясь, и дальше уже была аккуратней.
За стол уселись часа через три. Уже пьяные и сытые, так как нахватались всего, но дико желающие продолжить общение, посмеяться, потанцевать и даже поиграть во что-нибудь. Сергей сразу занял место на широкой сколоченной лавке рядом с Любовь Павловной, да так тесно занял, что Кристинино колесо она ему разом простила. Плечо Соболева вдавилось в её, руки чуть было не переплелись, а бедра буквально вросли друг в друга, обжигая до немоты в месте соприкосновения. Люба сглотнула, пытаясь дышать ровнее и хоть как-то погасить вспыхнувший блеск в глазах. Не могла. Её колотило предчувствием так остро, как обычно только в юношестве бывает. Когда вот так сидишь с компанией на лавочке или у костра, а понравившийся мальчик при всех садится рядом, и ты его чувствуешь. И вроде бы и не смотрите друг на друга, и не разговариваете, а весь остальной мир заволакивает дымкой нереальности, и только он настоящий…Люба потянулась за своим пластмассовым бокалом и сделала глоток. Трепет никуда не пропадал, наоборот захватывал всё новые клеточки. Костя, сидящий напротив, рассказал какую-то байку, все засмеялись, и Люба засмеялась тоже, хотя ни черта не поняла.
— Люб, ты баню любишь? — раздалось хриплое у самого уха. Так близко, что влажное горячее дыхание задело щеку и висок.
Вознесенская медленно повернула голову и встретилась глазами с затягивающим во все тяжкие взглядом Сергея.
* * *
— Очень люблю, Сергей Иванович, — открыто улыбнулась Люба, смотря ему прямо в глаза.
Внутри бурлило и требовало выхода. И активных действий. На берег и беседку опускалась светлая питерская ночь, создавая уютный полумрак и накрывая их зябким одеялом. Хохот коллег, умные и не очень разговоры, стрекотание сверчков, звуки из вон рук плохо настраиваемой гитары на том углу стола. Всё это будоражило Любу неимоверно. И тепло, идущее от близкого тела заведующего и согревающее её тоже. Она, быть может, и сама уже прижалась как бы невзначай к нему, но люди…Значит, надо уйти. Она не курит. Танцевать, так это опять при всех танцевать. Да и пока петь собираются- не танцуют. А хотелось прямо сейчас, немедленно.