– Интао, передай мне уже свое послание, мне скоро на поезд садиться.

– Это без надобности, в Ухань я поеду вместе с тобой.

Ли Яньшэн прямо остолбенел:

– Интао, нельзя бросать слов на ветер, ты ведь говорила, что тебе надо передать послание в Ухань, а теперь вдруг собираешься отправиться туда сама.

– Просто передавать послание без толку, я должна увидеть Чэнь Чжанцзе лично.

– Так и ехала бы к нему сама, что ты ко мне-то прицепилась?

– А без тебя мне в Ухань не попасть.

Только сейчас Ли Яньшэн понял намерения Интао. Оказывается, ей надо было не просто передать послание, а добраться до Уханя самой, таким образом, она с самого начала его обманывала. Тогда он решил с ней поссориться, однако, прикинув, что все равно согласился ехать в Ухань, большой разницы от того, что именно он будет передавать: послание или собственно человека, не было; ну, подумаешь, еще пару дней он потаскает ее в своем теле; в конце концов, ни есть ни пить она не просит, никаких денег на нее он не тратит; если же они поссорятся, то Интао чего доброго взбрыкнет и поселится в нем надолго, тогда он, что называется, из-за малого потеряет большое; поэтому он не стал с ней препираться; подумаешь, по одному билету прокатятся сразу двое; с виду-то человек один, а на самом деле – их двое; при этом никто ему не поверит, сочтут за сумасшедшего; со стороны все это казалось несколько абсурдным, но при этом было чистейшей правдой; расскажи ему об этом кто-то другой, он бы никогда не поверил; так что если сейчас он нечто подобное расскажет другим, ему тоже никто не поверит; кто в этом море людей может что-нибудь разглядеть и о чем-нибудь догадаться? Вздохнув, он сказал:

– А ты, Интао, намного смышленее, чем я.

– Это все от безысходности, – смутилась Интао и добавила, – стала бы я добровольно забираться в чужое тело.

– И все-таки мне не понятно, вот увидишь ты Чэнь Чжанцзе, и что ты ему скажешь?

– Не твое дело.

– Если не скажешь, я никуда не поеду, хватит уже держать меня в неведении; я всеми правдами и неправдами выбрался с тобой в Ухань, ну не идиот ли? А если я не поеду, то и ты никуда не поедешь.

Тут Интао заплакала:

– В двух словах не расскажешь.

– Не плачь, не плачь, – проговорил Ли Яньшэн, выкладывай обо всем по порядку.

– Три года назад я повесилась, а поскольку это было самоубийство, а самоубийц на родовом кладбище не хоронят, то Чэнь Чжанцзе похоронил меня на заброшенном кладбище к югу от города. Все эти три года там было спокойно, но полгода назад там похоронили преступника, расстрелянного за убийство с изнасилованием. Узнав, что я раньше была певичкой, он каждый вечер заставлял меня наряжаться девицей Бай, сам наряжался в Сюй Сяня, а после исполнения арий приставал ко мне с непотребными просьбами, я не подчинялась, тогда он меня бил, убеждая, что мы – супруги, я говорила, что игру на сцене нельзя приравнивать к жизни, но он настаивал, что должно быть именно так; позже я тоже, что называется прозрела, я же умерла, причем, что в спектакле, что в жизни, чего мне терять? Но когда он добился своего, ему и этого показалось мало, тогда он стал предлагать меня другим, причем за деньги; если я не соглашалась, он меня избивал; устала я от такой жизни или, лучше сказать, смерти, вот и решила найти Чэнь Чжанцзе и попросить его, чтобы он меня перезахоронил.

Ли Яньшэн впал в ступор, только теперь до него дошло, в каком положении находилась Интао и почему она пристала к нему со своей просьбой.

– Вот оно значит, как. Оказывается, тебе непросто, – вздохнув, он тут же добавил, – но раз речь о перезахоронении, не легче ли найти родню в Яньцзине, чем отправляться за тридевять земель и искать Чэнь Чжанцзе?

– Закапывал меня он, и последнюю лопату земли тоже бросил он, так что на нем осталось своего рода клеймо; недаром говорят, отвязывает колокольчик с шеи тигра тот, кто его туда привязал, поэтому переносить мою могилу может лишь тот, кто бросил последний ком земли; у вас в мире живых существует закон соответствия причины и следствия, в царстве мертвых этот закон соблюдается еще жестче, если причина и следствие не совпадают, никакого эффекта не жди, так что раз уж последний ком земли на мой гроб бросил Чэнь Чжанцзе, то и перемещать меня должен он; такая же ситуация была в «Легенде о Белой змейке»: пагодой меня придавил Фахай, и только Фахай мог эту пагоду убрать; если же меня перезахоронит кто-то другой, тогда переместится лишь мое тело, а душа останется на прежнем месте, а это будет еще хуже, чем каждый день попадать в лапы насильников. Поэтому переносить мою могилу должен не иначе как Чэнь Чжанцзе, другие тут не помогут.

Сделав паузу, она добавила:

– И потом, этот маньяк-убийца уже перешел все границы, а Чэнь Чжанцзе исполнял роль Фахая. Поскольку Фахай мог укрощать демонов, он мог бы расправиться с этим злым духом, загнав его под пагоду укрощения демонов, здесь можно, что называется, одним выстрелом убить двух зайцев.

Узнав всю подоплеку, Ли Яньшэн невольно опечалился, оказывается, все было не так-то просто. Но кое чего Ли Яньшэн по-прежнему не понимал.

– Ну, хорошо, а почему бы мне на словах не передать Чэнь Чжанцзе, чтобы он перенес твою могилу и расправился с демоном, зачем тебе непременно надо следовать за мной?

– Боюсь, что Чэнь Чжанцзе тебя не послушает. А так, в случае отказа я устрою ему скандал и заставлю вернуться в Яньцзинь вместе со мной любой ценой.

Ли Яньшэн уже смирился с тем, что должен был доставить Интао в Ухань, но кто бы мог подумать, что она планирует прихватить обратно в Яньцзинь Чэнь Чжанцзе?

– Раз так, – сказал он, – когда прибудем в Ухань и встретимся с Чэнь Чжанцзе, скажешь ему что хотела, а дальше я тебе не помощник.

– Само собой, на этот раз я свое слово сдержу.

Тут Ли Яньшэн, вспомнив обстоятельства смерти Интао, предложил:

– А давай с тобой просто поболтаем, хочу спросить тебя об одной мелочи.

– О какой мелочи?

– От чего ты все-таки померла три года назад?

– Это не мелочь, разве можно разговоры о смерти называть мелочью?

Ли Яньшэн поспешил исправиться:

– Я просто не так выразился, просто не так выразился, хотел лишь узнать, неужели правду говорят, что из-за лука?

Интао вздохнула.

– Можно сказать, что из-за лука, а можно сказать, что и не из-за лука. В тот день