– Юрайя! – крикнул он.

Руководитель обоза медленно повернулся.

– Куда ты летишь? Ведь это вода. Свежая вода.

– Нет, – ответил Колдвелл ровным голосом. Его тон был твердым и почти злым, и было ясно, что он не потерпит никаких возражений.

– Лошадям нужна вода. И скоту тоже. Да и нам она тоже не помешает, черт возьми.

– Нет, – повторил Колдвелл. Когда он посмотрел на Маршалла, в его взгляде светилось нечто похожее на ненависть. Или страх.

Маршалл посмотрел на других всадников. Почему никто из них не спорит, не защищает свои права?

– Эта вода проклята, – заявил Морган Джеймс, отвечая на его невысказанный вопрос.

Все это становилось нелепым. Независимо от того, насколько странной казалась равнина, перед ними было углубление с водой, которая могла освежить лошадей и остальной идущий с ними скот. По его мнению, проехать мимо было большим грехом, так что Маршалл решил не поддаваться предрассудкам, которые, казалось, охватили всех остальных.

– Я напою своих животных! – громко объявил он, чтобы все услышали.

Натянув поводья, Джеймс развернул кобылу и подъехал к своим вьючным лошадям. Джордж Джонсон с тоской глянул на пруд и кивнул в знак своей поддержки, но остальные вели себя так, будто ничего не слышали, и продолжили движение, даже не замедлив ход. Эмили Смит, набожная мегера, даже отвернулась от Маршалла и прикрыла глаза своего маленького сына, чтобы тот не увидел, как Джеймс слезает с лошади и ведет своих животных на водопой.

Тот так разозлился, что у него тряслись руки, а лицо горело. С трудом удерживаясь от проклятий, он наблюдал, как его попутчики проезжают мимо вместе со своим грязным скотом. Что с ними случилось? Маршалл знал, что есть очень религиозные люди – такими их делала жизнь на этой недоброжелательной земле, а религия давала им надежду, что после смерти они заживут совсем по-другому, да он и сам ощущал странность этого якобы населенного привидениями края. Но фермеры и скотоводы пренебрегали своими прямыми обязанностями по отношению к своему скоту, и это казалось ему полным идиотизмом. Ну ладно, не идиотизмом. Это просто неправильно.

Стоя рядом с пьющими лошадями, Джеймс испытывал гордость за то, что открыто бросил этим людям вызов, но когда мимо него проехал последний фургон, за которым следовал Клинтон Хэйнс на своем только что объезженном, черном как смоль жеребце, а температура резко упала, он здорово испугался, что останется совсем один, но не хотел признаваться в этом даже самому себе. Его лица нежно коснулся легкий бриз, полный давно позабытых запахов, и страх его превратился в легкую печаль. Солнце, казалось, в мгновение ока скрылось за холмом, и было понятно, что это только кульминация всего предыдущего. Мутная вода потемнела еще больше. Душа Маршалла наполнилась глубокой, щемящей меланхолией. Он не знал, что стоит за этими эмоциями или откуда они взялись, но чувствовал, что они – часть этой земли, поэтому крикнул лошадям, чтобы пили быстрее, хотя знал, что они его не понимают.

Когда животные наконец напились, он оттащил их от пруда, связал поводья вместе и забрался на кобылу. Подумал, не стоит ли наполнить флягу, но решил, что вода слишком грязная, да к тому же ему хотелось убраться от пруда как можно скорее.

Обоза не было видно, но Джеймс легко различал его следы. К тому же приближались сумерки, и им придется разбить лагерь на ночь. В любом случае далеко они не уйдут.

Проехав между холмами, он выехал на ровную местность. Движения сочной травы подчинялись какому-то скрытому смыслу, ветер гнал ее волной и в каком-то смысле говорил с ним, – и он вдруг вспомнил о вещах, которые хотел забыть.

О темных вещах.

Маршалл ехал на запад, но вдруг понял, что движется на юг, а когда повернул направо, чтобы скорректировать курс, то обнаружил, что идет на север. Казалось, что лошадь тоже запуталась, поэтому он взял кобылу под уздцы и стал двигаться в сторону заходящего солнца. Теперь колышущаяся трава казалась ему зловещей, а плотно переплетшиеся стебли выглядели выше, чем были на самом деле. Под порывами ветра в траве возникали длинные темные тени, напоминающие фигуры мечущихся по полю людей.

Когда солнце наконец зашло на востоке и на равнину опустилась ночь, Маршалл понял, что сбился с пути. По идее, он должен был давно нагнать обоз или, по крайней мере, услышать голоса переселенцев и увидеть костер. Но ветер доносил лишь странные звуки дерева, стучавшего по дереву, да настойчивый шепот, который почему-то навеял мысли о переговаривающихся мертвецах.

Маршалл решил было разбить лагерь, но его вдруг охватила уверенность, что если он это сделает, то никогда не догонит обоз. Он должен продолжать движение и не останавливаться до тех пор, пока не найдет его. У Джеймса скребло на душе, но он вынужден был признать, что Колдвелл и остальные были правы, а он – не прав. Не надо было останавливаться и поить лошадей.

К счастью, ночь выдалась достаточно светлая. Луна взошла рано, оказалась крупнее, чем должна была бы быть, и все вокруг было залито серебристо-голубым светом. Впереди на невысоком возвышении Маршалл увидел квадратную форму, которая настолько не соответствовала окружающему ландшафту плоской равнины и округлым холмам, что у него не возникло никаких сомнений в ее искусственном происхождении. Они точно не видели ничего подобного за последнюю неделю, и у Джеймса появилась надежда, что, может быть, это жилище, где ему укажут дорогу и предложат выпить чего-нибудь покрепче воды. Он подхлестнул лошадей, но сдержал их бег, когда подъехал к конструкции. Рядом с ней не было ни сараев, ни загонов, ни каких-либо следов животных. Место не только казалось пустынным, но и явно не имело ничего общего с жильем. Может быть, подумал Джеймс, это склад?

Три его лошади все еще были связаны между собой, поэтому, спешившись, он привязал кобылу к большому булыжнику. Строение представляло собой глинобитную хижину с земляной крышей, а подъехав поближе, Маршалл понял: то, что он принял за деревянный брус в восточном углу сооружения, на самом деле было костью.

Человеческой костью.

Сначала он не поверил глазам. Низко висевшая луна была огромной, и свет от нее шел гораздо ярче, чем Маршалл когда-либо видел, а лунный свет порой создает такие тени, какие никогда не случаются при свете солнечном. Поэтому даже после того, как Джеймс убедился, что это кость, несколько мгновений он по инерции продолжал считать, что это кость какого-то животного. Лося или бизона, который умер, увязнув в болоте. Однако, посмотрев поближе, он сразу понял, что это такое, и почувствовал озноб, от которого задрожал, как обнаженная женщина в зимнюю ночь. Инстинкт говорил ему, что надо развернуться и бежать без оглядки, схватить лошадей и как можно скорее скрыться, и Маршаллу пришлось собрать в кулак всю свою смелость, чтобы не убежать.

Он заставил себя приблизиться к хижине и обойти ее кругом. В ней не было ни окон, ни дверей, и это в какой-то степени подтверждало его предположение, что это склад. Джеймса заинтересовало, нет ли в нем съестных припасов. Он понимал, что даже если они там и обнаружатся, то у них есть хозяин. Но он и его спутники в обозе страдали от жестокого голода, поэтому наличие хозяина его совсем не смущало.