– Приказывать не можете, но вы можете его просить.

– Кто эти дети?

Она на мгновение задумывается.

– Вы уверены, что хотите об этом знать?

Я решительно киваю, и она поднимает на меня глаза с выражением мягкого сочувствия.

– Как пожелаете, ваше величество. Как вы помните, королю чуть более тридцати лет и он был королем Шотландии с самых юных лет. Он занял трон против воли прежнего короля и всегда был человеком страстным, любящим жизнь и ее удовольствия. Конечно, у него были дети. Необычно в нем лишь то, что он собрал их всех под одну крышу и окружил такой любовью. Большинство мужчин приживают детей вне брачных уз и оставляют их матерям или отдают кому-нибудь на попечение, либо забывают об их существовании. Но наш король достоин уважения за то, что признает свою кровь.

– Нет, не достоин, – безапелляционно заявляю я. – У моего отца не было детей, кроме нас. И он никогда не заводил любовниц.

В ответ Екатерина опустила глаза, словно что-то знала об этом, но не решалась говорить. Мне не нравилась эта черта Екатерины Хантли: она всегда выглядела так, словно знала какой-то секрет.

– Ваш отец был благословен такой женой, как ваша мать, – наконец сказала она. – Может быть, теперь, когда вы рядом с королем Яковом, у него больше не будет любовниц.

При одной мысли о том, что кто-то мог оказаться на моем месте, кому-то могло быть отдано предпочтение вместо меня, я чувствую, как меня охватывает ярость. Мне невыносима одна мысль о том, что кто-то будет хотя бы сравнивать меня с другими женщинами. Уезжая из Англии, я испытала облегчение от того, что меня больше не могли сравнивать с изысканной Екатериной Арагонской или моей сестрой Марией. Я терпеть не могу, когда меня с кем-то сравнивают, а теперь я узнаю, что у моего мужа с полдюжины любовниц!

– Кто такая Мэрион Бойд, мать Александра, старшего из детей?

Она приподнимает брови, словно спрашивая, точно ли я желаю, чтобы она ответила на это вопрос.

– Кто она такая? Она тоже мертва?

– Нет, ваше величество. Она родственница графа Ангуса. Это очень известная семья, из клана Дугласа.

– Как долго она была любовницей моего мужа?

Екатерина задумалась.

– Достаточно долго. Кажется, Александру Стюарту чуть больше десяти лет, не так ли?

– Откуда мне знать? Я не рассматриваю его.

– Да, ваше величество. – И она замолкает.

– Продолжай, – резко говорю я. – Он единственный бастард, которого она родила королю?

– Нет, она родила королю троих детей. Мальчик умер, но ее дочь, Екатерина, сейчас здесь, вместе со своим старшим братом.

– Такая светловолосая девочка? Лет шести?

– Нет, это Маргарита, дочь Маргариты Драммонд.

– Маргарита! Он дал бастарду мое имя?

Она снова склоняет голову и замолкает. Фрейлины бросают на нее сочувствующие взгляды, жалея ее, оказавшуюся загнанной в угол моей вспыльчивостью. Я известна своей гневливостью, и ни одна из них не хотела бы оказаться на ее месте или стать вестником любых дурных известий.

– Он всем им дал свое имя, – тихо говорит она. – Они все Стюарты.

– Почему же они не дали детям фамилии мужей, раз уж они все подброшенные кукушата? – Теперь я пришла в ярость. – Почему король не требует, чтобы мужья содержали своих жен и детей под своей крышей? Почему мужья не держат своих жен там, где им место, – в своих домах?

Она молчит в ответ.

– Но одного из них он назвал Яковом. Кто из них Яков?

– Сын Дженет Кеннеди, – тихо отвечает она.

– Дженет Кеннеди? – Я знаю это имя. – И где она? Здесь?

– Нет, нет, – быстро говорит она, словно это было невозможно. – Она живет в замке Дарнауэй, очень далеко отсюда. Вы никогда с ней не встретитесь.

Слабое утешение.

– Так король больше с ней не видится?

– Мне об этом неизвестно.

– А что насчет других?

– Каких других?

– Других детей. Ради всего святого, да их должно быть не меньше дюжины!

Она начинает считать их на пальцах.

– Александр и Екатерина, дети Мэрион Бойд, Маргарита, дочь Маргариты Драммонд, Джеймс, сын Дженет Кеннеди, и трое самых младших, они так малы, что все еще живут со своей матерью, Изабель Стюарт, ее нет здесь, при дворе. Детей зовут Джин, Екатерина и Джанет.

– И сколько их всего выходит?

Я вижу, как она считает.

– Семеро здесь. Разумеется, возможно, есть кто-то еще, но о них ничего неизвестно.

Я смотрю ей прямо в глаза.

– Я не потерплю их присутствия здесь, под одной крышей со мной, – произношу я. – Ты меня поняла? Тебе придется передать это королю.

– Мне? – Она качает головой, сохраняя абсолютное спокойствие. – Я не могу сказать королю Шотландии, что его детям нет места здесь, в крепости Стерлинг, ваше высочество.

– Тогда это придется сделать моему камерарию. Или исповеднику, или кому-нибудь другому. Я этого не потерплю.

На лице леди Хантли не дрогнул ни один мускул.

– Вам придется сказать ему об этом самой, ваше величество, – спокойно и с уважением ответила она. – Он ваш муж. Но если бы я была на вашем месте…

– Что невозможно, – перебиваю ее я. – Я – принцесса дома Тюдоров, старшая из принцесс, и таких, как я, больше нет.

– Если бы каким-то чудом я оказалась на вашем месте, – поправляет себя она.

– То оказались бы замужем за самозванцем, – злобно выговариваю я. – С очевидностью, вам не удалось достичь моего положения.

– Я просто хотела сказать, что если бы я была молодой женой короля Шотландии, то о вашем пожелании просила бы его как об одолжении, а не требовала бы, как надлежащее мне по праву. Потому что он король и над вами, и этот король очень любит своих детей. Он способен на истинную любовь, и к нему можно обращаться с просьбами. Правда…

– Правда – что?

– Он будет расстроен, – просто говорит она. – Он любит своих детей.

Тюдоры не просят об одолжениях, и, как принцесса рода Тюдоров, я жду к себе должного отношения. Екатерине Арагонской не пришлось делить с кем-либо замок Ладлоу, только с нашей кузиной из рода Плантагенет, Маргаритой Поул и ее мужем, охранником Артура. Ее никто бы не посмел просить о том, с чем столкнулась я. Когда моя младшая сестра выйдет замуж, скорее всего за испанского принца, то она отправится в свое новое королевство со всеми надлежащими почестями, и там ее не будут ждать шлюхи ее мужа и его бастарды. И я не собираюсь терпеть обращение, не подобающее моему положению, я ничем не хуже них, тем более что они обе уступают мне в возрасте или положении.