— Я же твоя мама, глупый ты мальчишка, — со смехом ответила Мина. После первых теплых объятий она отстранилась, чтобы вдоволь наглядеться на сына. — Тебя так долго не было. Дай хоть посмотрю на тебя как следует. Я скучала.

— Я тоже скучал по тебе, мама. — Заметив, что она недавно плакала, юноша осекся. — Что такое? Что случилось?

— Насчет меня тебе совсем не обязательно беспокоиться. Она принялась выбирать листья у него из волос.

— Дело в отце? Он опять запил?

— Не надо так, Квинси.

— Прости, мам.

— Заходи в дом. Как же я рада тебя видеть, такого красивого и статного молодого человека. Хотя сомневаюсь, что за последние несколько недель ты хоть раз как следует пообедал.

Из трех лет, проведенных Квинси вдали от семьи, два года он разъезжал по Великобритании и Ирландии с гастролирующим театром; еще год протянулся в парижском заточении. Эти миры представлялись ему абсолютно противоположными.

Теперь же, входя в дом, в котором прошло его детство, он не мог отделаться от чувства нереальности. В холле ничего не изменилось — будто время здесь застыло. Мальчиком он обожал, несмотря на запреты отца, скатываться по перилам вот этой самой парадной лестницы. Квинси заглянул в гостиную. Все выглядело точно так же, как сохранилось в его памяти — словно он и не уезжал никуда. На столике, рядом с любимым чайным сервизов матери, лежали утренние газеты. Рядом стоял хрустальный графин отца, наполовину заполненный его излюбленным шотландским виски. Давным-давно Квинси разбил точно такой же графин; выволочку, которую устроил ему отец, он помнил до сих пор. Интересно, о чем старший Харкер печалился больше — о дорогом хрустале или его содержимом?

Пока он созерцал комнату, Мина прошла к столику и взяла раскрытую газету. Юноше показалось, что пальцы матери тряслись, когда она сворачивала газету.

— Мама, ты хорошо себя чувствуешь?

— Со мной все в порядке, Квинси, — проговорила Мина с кроткой улыбкой. — А сейчас иди и переоденься; я пока распоряжусь, чтобы тебе приготовили завтрак.

После неудобств многочасового путешествия из Парижа приятно было почувствовать на теле чистую одежду. Квинси оглядел свою старую комнату. В этой спальне мог жить только мальчик. Ему здесь уже не место.

Проходя мимо кабинета, Квинси заметил мать — та в задумчивости смотрела на фотоснимок, запечатлевший ее с подругой детства, Люси, которая скончалась от какой-то болезни примерно в его возрасте. Как ужасно, должно быть, уйти из жизни, когда она только начинается! Квинси давно подметил: если мать что-то тревожило, она всегда доставала эту фотографию — словно обращаясь к покойной подруге за советом.

Вдруг Квинси с удивлением понял, что и мать за прошедшее время ничуть не изменилась. Вряд ли годы были столь же милосердны к его угрюмому, вечно пьяному отцу. Юноше вспомнилось, как однажды, еще школьником, он прознал о мальчишках, которые позволяли себе неподобающие высказывания насчет моложавого вида его матери, и пришел в такую ярость, что ввязался с драку со всеми тремя сразу и хорошенько их отлупил. Хотя за это его временно исключили из школы, Квинси гордился своим рыцарским поступком. Еще они с матерью часто шутили над незнакомыми людьми, притворяясь, что они брат и сестра. Конечно, когда-нибудь и ее возраст возьмет свое, как случилось с отцом; пока же Квинси радовался, что этот день еще не наступил. Если бы после стольких лет он застал мать постаревшей и больной, его замучили бы угрызения совести — и лютая злоба на отца, сделавшего его изгнанником.

Квинси и не представлял, насколько проголодался, пока не принялся за еду. За три года он успел соскучиться по вкусу хорошей копченой селедки. Когда его тарелка была чиста, явилась служанка, Мэри, и убрала со стола.

— Ну вот теперь, когда ты сыт, — начала Мина, — не будешь ли так добр объяснить, почему после столь долгого отсутствия ты решил навестить нас в самом разгаре учебного семестра?

— Пообещай мне, что не будешь сердиться.

— Ты ведь знаешь, я никогда не даю таких обещаний.

— Что ж, если так… Наверное, с такими известиями легко и не бывает. — Сделав глубокий вдох, он выпалил: — Я познакомился с одной чудесной особой.

Мина хотела что-то сказать, но так и застыла с открытым ртом. Не успел Квинси продолжить, как вернулась Мэри — с его любимым смородиновым печеньем и свежезаваренным чаем.

Едва служанка вышла из комнаты, Мина заговорила:

— Ну и как же зовут счастливую молодую леди?

— Молодую леди?

— Ты ведь сказал, что познакомился с «одной чудесной особой».

— Да, но… — Квинси замялся. — Мама, только не упади со стула. У меня была личная встреча с Басарабом.

— С кем?

— Неужели ты о нем не слышала? Это замечательный человек, мама. Главная сенсация Парижа. Величайший шекспировский актер в мире.

— Ох, Квинси, ты опять за свое…

— Басараб дал мне совет, чтобы я не преследовал больше несбывшиеся мечты моего отца и обратился к моим собственным, пока возраст еще позволяет.

— С его стороны несколько самонадеянно думать, будто он больше смыслит в том, что лучше для тебя, чем твои родители.

— Мне кажется, он увидел во мне потенциал.

— Как и мы с твоим отцом. А что же с юридической степенью?

— Слова Басараба вдохновили меня покинуть Сорбонну. Попробую пройти актерскую стажировку в театре «Лицей».

— Не знаю, что и сказать, Квинси. У тебя был уговор с отцом. Если бы ты исправно посещал занятия, то знал бы, что устное соглашение имеет такую же силу, как и письменная договоренность.

— Мама, пойми, на этот уговор я пошел не по своей воле. У меня не было никаких сбережений. Отец дал управляющему театром откупные, чтобы тот немедленно меня уволил и вышвырнул на улицу. Мне оставалось либо пойти на соглашение с отцом, либо обречь себя на бродяжничество и голод.

— А я встала на твою защиту. Дала слово. Отец хотел отправить тебя в Кембридж, но я убедила его выбрать Париж — пообещав, что ты пройдешь там полный курс обучения и поступишь в коллегию адвокатов…

— Знаю, знаю, чтобы по крайней мере меня окружал мир искусства, — перебил юноша. — Лучше бы мне оказаться в Кембридже. Ты хотя бы представляешь, каково это — когда тебе нестерпимо чего-то хочется, и оно повсюду, но для тебя запретный плод? Так и с ума сойти недолго.

— Я понимаю тебя больше, чем ты думаешь, однако факт остается фактом: ты обещал закончить университет. А обещание есть обещание.

— Если я действительно настолько одарен, как считает Басараб, — объявил Квинси, — то меня непременно примут стажером. Тогда у меня появятся собственные деньги, и старый Дурак может отправляться ко всем чертям.

Мина вскочила с места и дала Квинси звонкую пощечину. Они оба были потрясены. Никогда еще ни один из родителей не поднимал на сына руку.