«Суворов Александр Васильевич, тот самый знаменитый и легендарный Суворов скоро будет здесь!» — думал Лешка, пропуская мимо ушей всю остальную великосветскую хронику.

— Мить, а что Суворов-то? — перебил собеседника Егоров. — Куда его пошлют-то? Ты ведь всё знаешь, ну, расскажи?

— Да что тебе этот генерал-то сдался, а, Лёш? — удивился молодой адъютант. — Тут вон какие особы в нашу армию пожаловали из самого высшего общества и теперь вот хотят в баталиях отличиться. А этот-то что? Ну, погонял он спесивую шляхту в Польше, а при дворе-то больших связей у него нет. Хорошими покровителями он тоже похвастаться не может, характер у генерала взбалмошный, в обществе ведёт себя словно простой обер-офицер, а не как их превосходительство. Сам он весь такой резкий и громкий, без высоких манер. Не-ет, уж он-то точно дальше генерал-майора не пойдёт!

— Эх, Митя, Митя, — покачал головой Егоров, — не спешил бы ты раньше времени о людях судить. Ну и всё-таки, что там по его распределению в войска, где он теперь далее дислоцироваться-то будет?

— Да-а, под Журжу к Негоешти его определили. Будет там с резервной дивизией в покое стоять, — снисходительно махнул рукой подпоручик. — Напротив него по правому берегу Дуная турецкая крепость Туртукай стоит с большим гарнизоном. Вот он, небось, и будет теперь всё лето там сидеть да грозить туркам, дабы они на наш левый берег не лезли.

— Ага, — кивнул Лёшка. — Значит, всё лето будет невылазно на своём берегу сидеть, и это Суворов, да?

— Ну да, — подтвердил Митя. — Всё равно ему пока никакое новое дело не доверят, он ведь против турок вообще даже не воевал. Глядишь, осмотрится годок, а там, может, чего и доверят ему. Ежели, конечно, к тому времени сама война уже не закончится.

— Ну-ну, пущай оглядится, — улыбнулся, соглашаясь с «информированным» адъютантом, Алексей. — Как бы это мне увидеться с ним, а, Мить? Ты, как он сюда прибудет, будь так любезен, дай мне знать.

— Да на что он тебе только сдался? — удивился адъютант, любуясь трофейным пистолем, снятым с поясного ремня. — Ну да ладно, коли ты так хочешь, пошлю я к тебе вестового, как только он объявится. — А, да вот ещё что, Алексей! — поднял глаза на Егорова Митя. — Я что спросить-то тебя хотел, это чего там твой барон так в своём кабинете-то совсем недавно орал? Не на тебя ли это, случаем?

— Да не знай, — вставая, пожал плечами Лёшка. — Так-то при мне он кричал, конечно, обрадовался, наверное, соскучился же очень. Я ведь ему из поиска флаг османский привез, да ещё и ценного языка притащил, кроме всего прочего. Вот он, видать, с того-то и раскричался: «Лёшенька — молодец, Лёшенька — умница!» Следующий чин капитан-поручика пообещал досрочно за хорошую службу, — самозабвенно врал Егоров.

— Ну-у не зна-аю, — недоверчиво покачал головой Митя. — А со стороны-то вроде как ругался их высокоблагородие, да ещё грубо так, словно пьянь из подлого сословия на уездной ярмарке.

— Да что ты! — вытаращил глаза Лёшка. — Почудилось тебе, Мить! Чтобы господин барон, полковник фон Оффенберг, и мог матерно ругаться?!

— Да нет, и правда, похоже, почудилось, — кивнул, соглашаясь с егерем, адъютант. — Ну, Алексей, ещё раз тебе спасибо за такой царский подарок, — и он погладил рукоять османской сабли.

Апрель в Валахии традиционно одаривал всех теплом и цветеньем садов. Все вокруг было в белых, розовых и красных лепестках. В воздухе стоял непрерывный гул от тружениц пчёл, и сам этот воздух словно был пропитан запахом мёда. А сердце у Лёшки щемило от воспоминаний. Весна, падают лепестки с алых цветков на золотые волосы Анхен, и такие счастливые ярко-голубые глаза его невесты.

Поручику в это время старались не докучать. «Ибо не буди лихо, пока оно тихо! — как глубокомысленно объяснял философию жизни молодым егерям Карпыч. — У их благородия печаль, и лучше ему на глаза не попадаться, пущай он сам с собой немного побудет. Вот скоро возьмётся за вас — сами вспоминать это время с грустью будете!»

Неделя отдыха после последнего выхода пролетела галопом. Роту укомплектовали до положенной численности двумя орловцами и солдатиком из астраханского пехотного. Оставалось ещё вакантным место командира второй полуроты, но никого пока на это место подобрано не было. Так и исполнял командирские обязанности в ней Осокин Тимофей, жалуясь на свою тяжкую долю прочим ротным унтерам.

Утро начиналось традиционной побудкой барабанным боем. Затем было построение с проверкой внешнего вида и личного оружия, оправка и бег на семь-восемь вёрст вокруг северных озёр. Дежурные котловые от солдатских артелей и ротные интенданты готовили в это время завтрак. И когда егеря после бега, общей помывки да приборки подходили к столам, их уже ждала нехитрая, но сытная еда. Приварок в роте всегда был хорошим, а солдатский порцион — полуторный к обычному пехотному. Да ещё и серебро на жир, мясо и сало всегда в общей кассе имелось. Так что не жаловались. После завтрака давался час на свои нужды, а потом рота выдвигалась на свой учебный полигон, за окраины Бухареста, к северным озёрам. Сначала под командой Живана, а затем и самого поручика егеря там отрабатывали тактику боя против конницы и пехоты. Учились они преодолению укреплений, бою в крепостях и в помещениях, в лесу и на открытой местности. Нарабатывали навыки маскировки и работы из засад. Много времени уделяли действиям в рассыпном строю перед колоннами основных войск.

— Видать, скоро с пяхотой турку воевать будем. Не зря их благородие столько времени учения штыковому бою и стрельбе в цепи отдаёт, — делали выводы умудрённые опытом «старики».

В конце апреля на утреннем построении десяти егерям, отличившимся в поиске за Дунай, были торжественно вручены волчьи хвосты, кои нужно было нашивать на картузы.

— Только десятеро достойны! — подтвердил выводы бывалых егерей Карпыч. — Рано ещё пока остальным, вашбродь. Что уж там говорить, сутки боя всего в том последнем выходе были, это ведь не полтора месяца по Балканским горам скакать да половину всех османских отрядов из пашалыка за собою тащить. Вот энтот-то десяток — он в самый раз достойный, робятки и отвагу проявили, и прочувствовали, что это за такая особая егерская война. А все остальные пущай смотрят на них да завидуют, сами же лучшивее потом в бою будут.

— Хорошо, Карпыч, как скажешь, вам виднее, — улыбнулся Алексей. — Да я и столько волчьих хвостов просто даже сейчас не найду, чтобы их на картузы всей роте надеть. Вон ведь теперь все охотники в округе знают, что в Бухаресте за волчий хвост цельный двугривенный серебром дают.

— Ну, вот и погодите тратиться, Ляксей Петрович, чай успеем ещё, небось опять скоро пойдём в дело? — и старый унтер пытливо посмотрел на ротного.

— Думаю, что скоро, Иван Карпович, — не стал уходить от ответа Алексей. — В самое ближайшее время общее наступление начнётся, а перед этим ещё нужно будет турок от переправы отогнать. Так что настраивайте молодых, пусть они лучше к боям готовятся. Чувствую, что не дадут нам в тишине и в покое здесь отсидеться. Недалеко-то время, когда мы на острие у пехотных колонн пойдём.