Любознательный Сокол, который впитывал знания, как губка, несмотря на большую занятость и усталость после обучения военному делу, нашел время посетить место, где сутками дымились плавильные печи. Они как раз находились на том острове, где стояла крепостца, в которой обучались военному делу отроки. Остров был сплошь покрыт лесом, поэтому дров для плавки хватало.

Стеклоделы плавили стекло в больших глиняных горшках. Спекшиеся куски мастера бросали раскаленными в воду, где они растрескивались, а затем обломки стекла растирали в пыль жерновами и снова плавили.

Одна гута предназначалась для предварительной выплавки стекла, а другая – для плавки стеклянного порошка. Выложенная из дикого камня на глине, гута была с низким сводом – чтобы подольше удерживать ее раскаленной. Плавильная печь служила недолго, но надолго не хватало и запаса дров. Поэтому, вырубив участок леса вокруг гуты, ее сооружали в другом месте, где деревья стояли стеной.

Кусочки стекла получались разного цвета – голубоватыми, зеленовато-голубыми, но больше светло-желтыми. В очки были вставлены прозрачные голубые стеклышки, которые делали подводный мир особо прекрасным.

Хождение под водой считалось у русов одним из главных секретов военного искусства. Благодаря этой хитрости воины могли скрытно подобраться к вражескому лагерю по дну реки или по морскому мелководью и неожиданно обрушиться на ничего не подозревающего противника.

Зрелище продвигающихся по дну отроков было захватывающим. Уставший после занятий Сокол, расположившись на крутом берегу, с восхищением следил за тем, как тренируются отроки старшего возраста, набранные годом-двумя ранее. Если не знать, что под водой находятся вооруженные вои, готовые в любой момент подняться из глубины, как морские чудища, и разить холодной сталью ошарашенных врагов, то на водной поверхности нельзя было заметить ничего такого, что вызвало бы у охранения лагеря подозрения.

Картина была вполне умиротворяющей: тихо шумели камыши, радовали глаз зеленые листья кувшинок и их белые, розовые и желтые цветы, тихо плескалась рыбья мелюзга, устроившая игрища у самого берега, медленные воды несли мимо обрыва листья, мелкие ветки и прочий речной мусор… Разве можно углядеть в этой совершенно мирной картине два десятка камышовых трубочек, возвышавшихся на водной поверхностью не более чем на ширину ладони?

Камышинки двигались медленно, с виду хаотично, но Сокол быстро сообразил, что они надвигаются полукругом на небольшой пляж под обрывами, откуда можно по вырубленным в плотной глине ступенькам подняться наверх. Но вот последовал неслышный сверху подводный сигнал предводителя (одного из наставников) – стук меча о край медной оковки щита – и водная гладь у берега взбурлила. Мускулистые отроки в полном боевом облачении ринулись на сушу, поднимая тучи брызг. Боевой клич русов разбудил благостную тишину предвечерней поры, и спустя небольшой промежуток времени отроки оказались наверху обрыва, готовые принять бой.

Сокол невольно восхитился слаженностью их действий. Младший отряд уже начал этому учиться, но до старших товарищей им было еще далеко.

Особенно занимательно было наблюдать за свирепым выражением раскрашенных замешанной на барсучьем жиру несмываемой красной глиной лиц отроков, быстро построившихся в плотно сбитый кулак. Обычно застигнутый врасплох враг от одного вида русов в боевой раскраске впадал в панику, а уж когда в дело вступали их разящие клинки, то противнику и вовсе ничего не оставалось другого делать, как обратиться в бегство. Все знали, что русы в бою страшнее лютого зверя.

– Бездельничаешь?

Голос позади невольно заставил Сокола вздрогнуть. Он обернулся и увидел Фаста в окружении его подпевал – троих отроков, отпрысков знатных фамилий.

– Отдыхаю… – коротко ответил Сокол.

Он недолюбливал Фаста и не особо это скрывал. Сын хакана почему-то с первых дней пребывания в крепостце стал относиться к Соколу предвзято. Особенно ему доставляло удовольствие скрестить с ним клинки в учебном поединке. Фаст был безжалостен; он лупил своим мечом по щиту Сокола с такой злостью и таким упоением, что тот сдерживал его натиск с огромным трудом. А если учесть, что Фаст обладал немалой силой, то Соколу и вовсе приходилось несладко.

Именно после тренировок с Фастом (а сын хакана старался составить пару именно с Соколом) на его теле появлялось множество синяков и порезов – мечи ведь были хоть и учебными, притупленными, но раны могли нанести серьезные. Чего и добивался Фаст – уж неизвестно, почему. Сокола выручали лишь великолепная реакция и увертливость.

Конечно, он мог применить против Фаста колдовские приемы, которые долго и тщательно учил под руководством Чтибора. Но решил приберечь их до поры до времени. Способность «отводить глаза» была великой тайной старого кобника. Ею владели лишь самые старые волхвы и некоторые вои-ветераны.

Несмотря на свой возраст, Чтибор всегда опережал Сокола. В учебном бою он мог мгновенно оказаться позади Сокола, при этом глаз мальчика улавливал лишь какое-то странное мельтешение.

Со временем Сокол, конечно, все понял, но эта колдовская наука давалась ему с огромными трудами. Главным в ней было погрузиться в странное состояние, когда человек находится на меже Яви и Нави – загробного мира. Для мальчика с его неокрепшей психикой уроки Чтибора нередко выливались в болезнь, когда он мог сутки пролежать в странном оцепенении, полностью отрешившись от окружавших его реалий.

Старик понимал, что колдовские приемы забирают слишком много душевных сил у внука, однако упорно продолжал обучение, потому как человеческий век недолог (ведь ему уже было много лет), а ведовские знания Соколу были край как необходимы, чтобы в предстоящих сражениях, когда тот станет взрослым, он мог не только выживать, но и побеждать.

– А потрудиться не хочешь? – спросил Фаст.

В его голосе явственно прозвучала издевка. Сокол насторожился. Иногда старшие отроки из русов устраивали новичкам разные каверзы, нередко опасные для жизни. Наставники не поощряли эти проделки, но особо и не препятствовали лихим забавам своих воспитанников. Ведь будущий воин всегда должен быть готов к любым неожиданностям, а главное – обязан уметь стойко выдерживать боль и унижения, если не готов ответить своему обидчику как должно.

– Я уже потрудился, – коротко ответил Сокол.

Сегодня день выдался не из легких. С утра младших отроков поставили на Тропу. На Тропе было столько неприятных неожиданностей в виде ловчих ям, петель, которые вмиг поднимали за ногу зазевавшегося воспитанника к верхотуре дерева, капканов и даже настороженных самострелов (правда, снаряженных стрелами без наконечников; но от этого легче не становилось – деревянные палочки били очень больно), что пройти ее без сучка и задоринки редко кто мог. А Соколу это удалось с первого раза, что стоило ему огромного душевного напряжения.

Наставник Волчило лишь крякнул от удивления, но промолчал. Знал бы он, как Чтибор натаскивал внука ходить по незнакомой местности… Ведь подходы к поселению полян тоже изобиловали разными ловушками.