На платформе, ощущаясь почти физически, растекался страх. Кто-то шептал, повторяясь и повторяясь, просил Божьей помощи. Кому-то стало почти плохо, до судорог и припадка, сдерживаемого соседями. Щелчков предохранителей и взведенных курков уже не слышалось, все было сделано раньше. Люди готовились воевать с природой, спасая свои жизни.

На жратвовозке, пробившись даже через плотный кляп, выла та самая молоденькая баба. Выла высоко, яростно и уж точно обещая всем, находившимся перед ней, что-то нехорошее. Пробирало знатно, столько боли и ненависти слышалось в перекатывающихся звуках.

– Минута до точки! – Командир железнодорожников, стоявший у дальнего конца, рядом с броневагоном, поправил ремни надетого ранца из двух баллонов. – Готовимся.

– Это чего? – удивился Ерш, глядя на странную хреновину в руках бойца.

На конце приспособления подрагивал огонек.

– Огнемет это, – Хаунд, втягивая воздух, ждал, когда начнется, – серьезные тут дела.

Платформа, ощетинившись торчащими стволами, закатывалась все дальше в глубь камышово-чавкающего царства. Опасность начиналась именно тут, подступая совсем близко, до трущихся о сталь рыжих хвостов-султанов. Отцеплять жратвовозку никто не спешил, видно, самая точка еще не появилась.

– Товсь!

Йа… мимо не проедешь, Хаунд чуть не зарычал. Звериная часть его самого рвалась наружу, заставляла вставать дыбом волосы, стягивала судорогой пальцы, складывала ладони атакующей лапой, выпустившей когти.

Однажды топь не пропустила здесь целый поезд. Пусть небольшой, из локомотива, вагона и двух открытых платформ. Они так и остались под откосом, уйдя наполовину в черно-непроглядную грязь, затянутую ядовитой зеленью. Из кабины, ставшей могилой машинистов, скалился вечной ухмылкой череп.

– Хера себе… – протянул Ерш.

Локомотив, торчавший из болота умершим динозавром, скрежетнул, проседая. Черная тварь, переливающаяся по лапищам и груди сложным узором, встряхнулась, забравшись на его спину. Расправила длинные складки, идущие от покатого лба, задрожала ими, уставив локаторы на живых людей. Растянула жабью пасть, заквохтав и перекатывая зобом дробь звуков, издевательски похожих на смех. Черные буркалы, ворочавшиеся независимо друг от друга, следили за составом.

– То-о-овсь!

Девка на жратвовозке взвыла на пределе сил.

Топь пошла вскипающими пузырями, лопающимися лобастыми головами и горбами за ними.

Камыш засвистел, зашкворчал, пошел рябью от страшной жизни, закипевшей в нем.

Ствол огнемета, на глазах паря нагревающимся воздухом, выпустил первый плевок.

Лязгнул замок сцепки, отпуская пока катившуюся платформу со смертниками.

Тварь на локомотиве, раскатисто заухав, переминалась с лапы на лапу, клокотала призывом.

– Не стрелять!

Сталь под ногами задрожала, потихоньку увеличивая скорость. Орудия в башнях, позванивая поворотными механизмами, крутились, ворочая стволами. Жратвовозка, постукивая катками, еще катилась вслед уходящему составу. Девка, замолчав, смотрела вслед убегавшим плачущими зелеными глазищами.

Черная жирная мразь, провожающая уходящую добычу глазами, растянула пасть. Затрубила, тяжело и далеко, зазывая на обед. Анна, смотрящая только перед собой, молилась. Стволы не опускались, следя за чуть отступившим камышом.

Вопль, прилетевший сзади, от густо облепленной халабуды на колесах, перекатывающейся от налипших скользких тел, хлестнул по всем. Даже Кот, совершенно невозмутимый внешне, побледнел.

Хаунд, рыкнув, сел. Посмотрел на собственные трясущиеся руки и сплюнул. Вот ведь шайссе, йа.

Дорога ярости 5

Боров любил себя, бой с последующей бойней, жопастых девок помоложе, как трофеи после боев, и свой сто тридцать первый «Зилок». Его, правда, любил всего-то чуть меньше себя самого, проводя под ним, на нем и просто рядом почти все свободное время. Иногда освобождался, если где-то рядом появлялась возможность выпотрошить караван, снести пару голов, пограбить, или незнакомая ему задастая юная красотка.

Полтора года назад Боров подсел на жевку. Жевку тащили откуда-то с юга области, и она за несколько месяцев делала человека животным. Самым настоящим зверем, желающим от жизни всего ничего: жевки, спариться, пожрать и поспать. Боров убил двух Воронов ради патронов, чтобы толкнуть их на Металле и прикупить жевку у Карно. Когда Борова начали искать, то заодно нашли пропавший караван с Черниговки… вместе со следами его «медведя». Была ли в караване дрянь, сгубившая Борова, никто не знал. Сам патлатый дылда и его «Зилок» растворились в разрухе пригородов и растаявшем Рубеже.

Через полгода наемники из Курумоча приволокли к Чифу, тогдашнему главному Ворону, ссохшуюся голову с кудрявыми патлами и многорогий череп, выкрашенный в красно-черное. И про Борова больше никто не слышал. Вот до сих пор.

Зуб, следя за спидометром, покачал головой. Да не может же быть… наверное.

Черная жуткая хреновина, по недомыслию считающаяся старым советским грузовиком, выкатилась на трассу. Фыркнула выхлопами, начав разгон. Зуб, вскормленный бензином и спавший, как в колыбели, в половинке покрышки, матюгнулся.

Это Боров. Это он. Ренегат, сумасшедший садист и наркоман. Точно он.

Армейский старенький Зилок на бензиновом ходу, верно? Нужно ли бояться его, если под жопой пацанская «девятка-зубило», переделанная самим Кулибиным? Только в одном единственном случае, а о нем Зуб и думать забыл. А вот случай отыскал его сам.

Съехавший из-за травяной жвачки Боров, убивавший без разбора караванщиков, собственных братьев-Воронов и остальных, был идиотом во многом. В отношении своего «медведя», сейчас не отстававшего от «ласточки», Боров оказался гением. Потому махина, черневшая сзади, догоняла. И свой шанс, по-детски испугавшись, Зуб упустил. Значит, погоня продолжается, а он, типа-крутой-перец, опять самый обычный обосравшийся малолетка, уносящий ноги, как заяц от борзых.

Дорога, пожиравшая литры топлива, секунды жизни и микроны нервов, бежала почти по прямой. Серая выщербленная полоса, готовая нести на себе ревущие автомобили все дальше и дальше. На развязке, километров через пять, поверни, и можешь уйти в самую настоящую Москву. Прямо, как и планировал Зуб, упрешься у Исаклов в поворот на Казань, а дальше, не сворачивая, через триста с лихвой кэмэ начнется почти Урал – Башкирия.

Только ему-то надо просто решить вопрос с ревущим за спиной черным «медведем». Боров в нормальной жизни, до своей «смерти», был лют. А сейчас, живя одиночкой, вряд ли стал добряком и хотел догнать Зуба, чтобы поздороваться.

На дороге все просто. Нужна помощь или готов помочь – встань и покажи себя. Если гонишь на ревущем стальном здоровяке, то ты враг. Разбираться нужно потом, да и вряд ли стоит. Победил погоню – слей горючку, найди что-то нужное и гони дальше. Все просто.