Исчезал. И… приносил, чего требовалось. В ущерб собственной семье.

И все равно был бит Сенькой на пустыре за домами. На «лыске». И не только Сенькой бит – всеми, кому не лень кулаки почесать. Потому как был Игорь для своего возраста чрезмерно хрупок, легок и мал росточком. К тому же узкоплеч, сутул и… по-интеллигентски безответен. Можно сказать, что телосложение его было изящным и аристократическим, однако коренастых и клещеногих сверстников сей факт почему-то не умилял. Напротив, даже – раздражал чрезмерно. Чувствовали, наверное, классово чуждую голубую кровь.

Поэтому и били.

И был бы мальчишка психологически надломлен с юных лет, как предположил бы великий Зигмунд, но… Да-да-да, именно в этом месте и включается заезженный Голливуд: «…били его, били, да не добили. А он вырос и сам добил всех своих обидчиков». Понятное дело – банальный и затертый бесчисленными повторениями сюжетный штамп. Предсказуемый, я бы сказал. Только кто решил, что в реальной жизни не случается никогда банальных вещей?

Очень даже случается. И следует признать, довольно-таки часто!

И началась эта «заезженная банальщина» с секции греко-римской борьбы. С семи лет, между прочим. И в пику Голливуду – никого добивать Игорь не стал. Включая и прежних своих обидчиков. Не так был воспитан. Просто не стал позволять им… бить себя. Ни Сеньке Прыщу, ни кому бы то ни было еще.

Вплоть до армии.

Где все-таки снова огреб от дедушек. Сильно огреб, но… не расстроился. Потому что в морской пехоте огребали все молодые. И со стороны просоленных, коричневых от солнца и войны офицеров, большинство из которых реально воевало на настоящих войнах, это даже некоторым образом приветствовалось.

Вот что понял Аниська:

Солдат, если отбросить все интеллигентские сопли, нужен стране для того, чтобы… убивать врага. И самому по возможности не умирать. Имеется в виду – быстро. Если взять шире с точки зрения философии – он должен уметь профессионально наносить боль другим и стоически терпеть оную самому.

А уж терпеть боль мальчишка в свое время научился: спасибо тебе, Сенька Прыщ!

Иными словами – в армии Игорю понравилось.

Простые и понятные императивы бытия: если получаешь по холке, то значит – за дело; ежели получаешь по беспределу – вправе и сам ответить своему обидчику. Один на один. Никто и слова не скажет в возражение. Даже офицеры. Но это – если сам сможешь ответить: морпехов не стихи читать два года учат. Как упоминалось – их учат или убивать, или делать больно нехорошим людям. Так вышло, что он мог адекватно ответить на любую обиду: десять лет на борцовском ковре – это вам не шутки. Иной борец опаснее боксера будет. В армии случалось, что Игорю достаточно было очередного забияку просто подержать за шаловливую руку – и… конфликт улетучивался сам собой! Главное, держать нужно было правильно и в строго определенном месте. Ну а для этого в свое время тренер Игоря кучу хитростей показал своим лучшим воспитанникам. Разумеется, тайно и по большому секрету.

Армия все же закончилась.

Игорь оказался одним из немногих, кого дембель даже и не порадовал. Была мысль даже в «сверчки» податься, но… что-то остановило. Возможно, перспективы получения реального боевого опыта на пляжах Доминиканской республики. Хотя… говорят, нас там и не было вовсе. Официально, по крайней мере.

Короче, суд да дело – пришла гражданка, и осел Игорь в милиции. Без вариантов. Не на завод же идти с такими войсковыми навыками! Сначала служил панькой-постовым, а потом дорос и до участкового инспектора. А там и зарплата выше, и льготы разные, и выплаты. Тринадцатая зарплата опять же, санатории-профилактории – весь фарш. Красота! К тому же – у начальства на хорошем счету: скромный, добросовестный, принципиальный. С жильем все путем: от матери осталась двушка в самом центре города.

Жизнь, что называется, налаживалась – пришло время и о семье подумать.

Пришло – подумал.

Выбор пал на соседку Лизоньку, что на год младше. Этакий божий одуванчик, которого в детстве всяческий шкет норовил обидеть. До тех пор, пока не встал на защиту пигалицы с косичками начинающий борец суперлегкого веса Гоша Анисимов. И первым о защитника споткнулся, вы не поверите – Сенька Прыщ! Нет, он не улетел в кусты и не бежал позорно с поля боя, размазывая кровавые сопли, хотя мог бы. Не было всего этого. Сенька просто заглянул в глаза своей штатной жертве и понял вдруг шестым чувством, что… хлеба с солью больше не будет. А девочку эту недокормленную – лучше не таскать больше за косы. Дороже обойдется…

Вот вам и весь Голливуд!

Так и определилась будущая семейная жизнь Игоря Анисимова – еще в детстве. Задолго до совершеннолетия, и его и ее. А ведь Лизонька, не давая никаких обещаний, ждала его из армии. Потом ждала, когда он встанет на ноги и «придет время» для женитьбы. Как-то случилось все это ровно – без уговоров, клятв и планов на будущее.

Просто кивнула молча, когда Игорь предложил ей пойти в ЗАГС. Знала, наверное, что иначе и быть не могло. И он, наверное, знал, что не минует его чаша сия. Или чувствовал подспудно благодаря мистическому шестому чувству.

И то, что у них родится именно дочь, а не сын – почему-то знали оба заранее. Даже имя придумали не за месяц перед родами, как все обычные люди, а года за два!

Машенька.

Мария, Маруся, маков цвет.

Стоит ли говорить, что у молодого участкового, волей службы вынужденного работать с человеческими отбросами, светом в окошке стала именно дочурка. Тихая и безобидная, как и ее мать в детстве. Копия – и внешне и внутренне. Только… лучше. И талантливей. А может, просто возможностей стало больше у детей шестидесятых? В сравнении с послевоенным аскетизмом, выпавшим на долю их родителей. Впрочем, так глубоко Игорь не задумывался.

Он просто был счастлив.

Так счастлив, что порой страшно становилось – а вдруг это все закончится разом?

Оно и закончилось. Просто, жутко и в одночасье.

Накаркал!

В пятнадцать лет, именно в свой день рождения… Машенька умерла.

Мария, Маруся, маков цвет.

Она умирала у него на руках в приемном отделении «Скорой помощи». Задыхалась, и врачи просто не успели ей оказать хоть какую-нибудь помощь – так быстро все это произошло. Смерть, согласно диагнозу, наступила по причине гипоксии и некардиогенного отека легких, наступившего молниеносно. А если человеческим языком – от передозировки синтетического наркотика неизвестного происхождения. Что-то из ряда кустарно изготовленных амфетаминов, как чуть позже неофициально сообщил ему знакомый патологоанатом.

Неофициально – потому что наркомании в СССР нет и быть не может.

Поэтому – отек легких. Без криминала.

И без поиска виновных.

А через месяц ушла из жизни и Лизонька, ни слова так и не произнеся после смерти дочери. Просто угасла, как свечка.