Директор ничего не может поделать с этим тайным и критическим единением, с катастрофами и с тем, что их превосходит.

Люси теперь является этим единением. Она знает все об операции, о Миссии, о нашей тайной жизни. Я не утаил ни малейшей детали. Она прекрасно знает, кто я.

А главное, она знает, что скоро станет такой же, как я.

Способность сделать это автоматически реактивировалась в моей нейронной структуре во время последнего перевоплощения. Я должен просто перенаправить одну из моих систем биопрограммной безопасности. Я это сделаю, у меня получится. У меня уже получается.

Это займет время. Это займет необходимое время. И достаточное время.

Примерно такой отрезок времени, который я должен провести здесь.

Словно все объединившиеся беды Земли вызвали дождь чудес.

Год, подумал я, возвращаясь. Максимум год. Период полного учебного года, пока не прозвучит первый сигнал тревоги.

Я быстро составил план боевых действий. Скорее всего, в течение будущего года секрет удастся сохранить. Административные осложнения, межведомственная неразбериха, бюрократическая некомпетентность, война с терроризмом – мир уже сам по себе являлся аргументом в мою пользу. И никогда еще он не был аргументом настолько убедительным. Девочка побьет в школе все рекорды успеваемости, и нас, вероятно, оставят в покое до экзаменов.

Потом, с течением времени, положение, несомненно, станет несколько осложняться, но тогда уже приблизится момент, когда все утратит значение.

Момент возвращения к звездам.

Кроме того, я мог прибегнуть к помощи Фальсификаторов. Я мог подчеркнуть, что «заключительный этап наблюдательной Миссии» потребовал некой операции по фальсификации реальности, я не был обязан входить в детали, достаточно было согласия Материнского Корабля.

Я дошел до такого искажения действительности в своих отчетах, что представил спасение девочки с девяносто первого этажа последним экспериментом полного погружения в человечество. Это так и было, но не в том смысле, в каком поняли мои слова ответственные руководители Миссии.

Операция может оказаться сложной, поскольку провести ее нужно прямо в недрах самых засекреченных федеральных систем безопасности. Степень их секретности особенно возросла с тех пор, как произошли «события». Мне дали знать, что Генеральное агентство Фальсификации и Симуляции изучит соотношение «риск/польза» этого предприятия и в соответствующие срок предоставит мне результаты исследования. Я сердился на себя за то, что не подумал об этом раньше. Я сердился на себя за то, что не начал с этого.

Я сердился на себя за то, что зря потратил время на борьбу с миром.

Я действовал гораздо живее, когда у меня под ногами горела башня. И не должен был забывать этот урок.

Для нас с Люси Скайбридж весь человеческий мир являлся горящей башней.

Башней, из которой мы должны убежать совершенно тайно.

Секрет скрывает неправду. Во всяком случае, не в этом заключается его основная роль. Секрет должен спрятать ложь.

Секрет – это семантическая ловушка. Он – высказанная другими словами сентенция об иголке и куче иголок. Настоящий секрет должен казаться мнимым. Он тем лучше защищен, чем больше захвата предоставляет противнику. Цель секрета – привлечь вас, создав впечатление, что он ускользает, а потом заморочить вам голову, создав впечатление, что вы приближаетесь к сути.

Настоящий секрет накручивается вокруг оборотной оси лжи, обмана. Он укрывает тайну, являющуюся секретом еще более глубоким, чем он сам, секретом бесконечно более ярким, чем потемки лабиринта выдумок и измышлений, поскольку наступает тот невыразимый миг, когда неправда, соблюдая самый полный секрет, разоблачает иллюзию, из которой она сделана.

Так лето завершилось поминовением покушений одиннадцатого сентября.

– Хочешь, чтобы мы съездили в Нью-Йорк?

Она ограничилась тем, что отрицательно покачала головой.

– Точно? Они там почти все расчистили, будет торжественная церемония с участием «U2».

– Нет, – повторила она и погрузилась в абсолютное молчание.

Она не хотела снова видеть Нулевую Отметку – место, где ее мать безвозвратно смешалась с обломками башни, где она сделалась порошкообразными частицами башни, где она сама превратилась в башню. Башню, которая обрушилась на ее собственную дочь.

Генетический анализ останков, найденных в руинах, продолжался в различных криминалистических лабораториях ФБР. Жертвы, чьи тела были найдены нерасчлененными или почти нерасчлененными, были немногочисленны. В первую траурную годовщину еще очень небольшое количество могил смогло принять человеческие субстраты, на какой бы стадии разложения они ни находились.

Я предложил ей после посещения храма, где она может помолиться за свою мать, совершить большую прогулку по озеру. Я мог попросить взаймы одну из лодок у капитана Купера. Мне удалось установить с ним добрососедские отношения, так же как и с военным биографом. Благодаря обширному опыту службы в армиях, которые сталкивались между собой в течение тысячи лет, у меня появилось некое инстинктивное понимание вещей, касающихся войны. Я был флибустьером, «береговым братом» шотландского происхождения, разбойничавшим в Карибском море и Южной Атлантике в 1690–1700 годах, я знаю, что такое жизнь моряка. В пятидесятые годы я работал в гражданской авиации, потом в фирме программного обеспечения, являвшейся субподрядчиком компаний «Боинг» и «Майкрософт», я разбираюсь в вопросах воздушной безопасности, и я быстро нашел общий язык с бывшим пилотом.

Озеро. Озеро – это именно то, что нужно малышке сегодня. Прекрасная водная гладь с большим, поросшим лесом островом посередине. Огромное серо-голубое зеркало, серебряные блики на котором бегут рябью по всем волнам, поднимающимся под порывами ветра. Ветерок дышит теплом, солнце светит в полуденном небе, наверху все – бесконечно синего цвета, а внизу подсвечено золотом. Я спокойно и равномерно работаю веслами, мы удаляемся от острова на северо-запад, к маленькой серовато-черной бухте с каменистым берегом, чья мокрая галька блестит на солнце. Мне кажется, Берюль, великий теолог Контрреформации, говорил, что Красота созданного мира связана с Благодатью Божьей и является гармоническим откликом последней. «Я вижу тесное единение между Творцом природы и Творцом Благодати», – писал он где-то. Это был, видимо, один из самых серьезных пунктов расхождения между католической доктриной и доктриной Лютера, который считал, что лишь Божья Милость, в виде веры, способна спасти человека, существо, по сути своей дурное.

Великие истины бывают засыпаны неисчислимым количеством ошибок. Большие ошибки бывают спрятаны под горсткой истин.

Я здесь не для того, чтобы искать выход из религиозного кризиса пятисотлетней давности, я здесь, чтобы применить на практике то, чему научился за тысячу лет и что Берюль действительно сумел понять в свое время.