Ее глаза вдруг широко распахнулись, пальцы крепче впились в его спину. Джереми, приказывая себе действовать решительно, начал высвобождаться.

– Я пойду, а ты спи.

Но Джудит моментально взволновалась:

– Нет, не оставляй меня. Пожалуйста. Тебе не надо уходить. Я хочу, чтобы ты остался.

– Джудит…

– Не уходи… – И она добавила, как будто его требовалось убедить разумными доводами: – Кровать двуспальная, места полно. Ты мне не помешаешь. Прошу тебя.

Джереми колебался, разрываясь между желанием и здравым смыслом. В конце концов он сказал:

– Ты уверена, что это хорошая идея?

– Почему же нет?

– Потому что, если я останусь на ночь здесь, то, скорей всего, между нами случится неизбежное.

Ее это заявление не шокировало, да и особого удивления не вызвало.

– Это не важно, – сказала она.

– Что значит «не важно»?!

– Я хочу сказать: если ты хочешь, то я не против.

– Ты понимаешь, что ты говоришь?

– Думаю, мне бы очень понравилось. – Внезапно она улыбнулась. На протяжении всего этого вечера он почти не видел ее улыбки и теперь почувствовал, как в душе у него все перевернулось и здравый смысл разом покинул его. – Ничего страшного, Джереми. Это будет не в первый раз.

– Эдвард… – проговорил он.

– Да, он.

– Если я займусь с тобой любовью, ты будешь думать о нем?

– Нет, – ответила она твердо. – Я не буду думать об Эдварде. Я буду думать о тебе. Здесь. В Лондоне. Когда ты мне так нужен. Я не хочу, чтобы ты уходил. Хочу, чтобы ты любил меня, хочу чувствовать себя под твоей защитой.

– Я не могу заниматься с тобой любовью в одежде.

– Так иди разденься.

– Не могу – ты держишь меня за свитер.

Она опять улыбнулась. Ее пальцы разжались, но он по-прежнему лежал неподвижно.

– Я тебя отпустила, – сказала она.

– Я ужасно боюсь оставить тебя – вдруг ты исчезнешь.

– Не бойся.

– Я вернусь через две минуты.

– Постарайся управиться за одну.

– Джудит. – Голос издалека, из темноты. – Джудит.

Она пошевелилась. Вытянула руку, желая дотронуться до него, но кровать была пуста. Она заставила себя открыть глаза. Ничего не изменилось. Спальню освещала лампа, занавески задернуты – все точно так же, как было, когда она стала засыпать. Джереми сидел подле нее на краю постели. Он был в форме, лицо гладко выбрито. На нее повеяло чистотой и душистым мылом.

– Я принес тебе чай.

– Который час?

– Шесть утра. Я ухожу.

Шесть часов. Она потянулась, зевнула и рывком села в постели. Он подал ей чашку дымящегося чая. Еще не очнувшись окончательно, она заморгала, прогоняя сон.

– Когда ты встал?

– В половине шестого.

– Я ничего не слышала.

– Знаю.

– Ты чего-нибудь поел?

– Да. Яйцо и ломтик бекона.

– Ты должен забрать все свои деликатесы с собой. Неразумно оставлять их тут.

– Не беспокойся. Я уже упаковался. Хотел только попрощаться. И сказать «спасибо».

– Ах, Джереми, это я должна тебя благодарить.

– Это было чудесно. Бесподобно.

Ни с того ни с сего Джудит почувствовала легкую неловкость. Она потупилась и принялась маленькими глоточками прихлебывать обжигающий чай.

– Как ты теперь себя чувствуешь? – спросил он.

– Лучше. Только голова немножко тяжелая.

– А горло?

– Прошло.

– Побереги себя, ладно?

– Обязательно.

– Когда тебе нужно быть в Портсмуте?

– Сегодня вечером.

– Может быть, тебя уже дожидается там письмо от родных.

– Да. – Она неожиданно загорелась надеждой. – Да, очень может быть.

– Постарайся не слишком волноваться. И береги себя. Жаль, что мне надо уходить. Мы о многом не успели поговорить. А теперь уже времени нет.

– Главное, чтобы ты не опоздал на поезд.

– Я напишу. Как только выдастся свободная минута. Напишу и попытаюсь высказать все, что хотел сказать тебе вчера. На бумаге, возможно, у меня выйдет гораздо лучше.

– У тебя и так неплохо вышло. Но очень приятно было бы получить от тебя письмо.

– Мне пора. Прощай, Джудит, милая.

– Если ты возьмешь у меня из рук чашку, я попрощаюсь с тобой как следует.

Засмеявшись, он взял у нее чашку с блюдцем, и они крепко обнялись и поцеловались – как друзья, какими были всегда, а теперь еще и как любовники.

– Только не тони больше, Джереми.

– Постараюсь.

– И напиши, как обещал.

– Напишу. Рано или поздно.

– Пока ты не ушел, сделай для меня одну вещь.

– Какую?

– Раздерни занавески, чтобы я могла видеть рассвет.

– Рассветет еще нескоро, часа через два.

– Ничего, я подожду.

Он выпустил ее из объятий, встал и, нагнувшись, выключил лампу. Потом подошел к окну, и она услышала, как он раздвигает шелковые занавески и поднимает светомаскировочные шторы. За окном в это зимнее утро было еще темным-темно, но дождь перестал и ветер стих.

– Ага, отлично.

– Мне пора.

– Прощай, Джереми.

– Прощай.

В темноте ничего не было видно, но она слышала, как он прошел по комнате, открыл дверь и тихо прикрыл ее за собой. Ушел. Джудит упала на подушки и почти в ту же секунду заснула.

Проснулась она только в одиннадцатом часу, так что ей не довелось увидеть, как занимается заря. Вместо этого она застала день, пасмурный, но с проглядывающими кое-где сквозь тучи клочками бледно-голубого неба. Она подумала о Джереми, которого в этот миг поезд с грохотом мчал на север, в какой-нибудь Ливерпуль, Инвергордон или Росайт. Потом подумала о прошедшей ночи и улыбнулась про себя, вспомнив ласки Джереми, бесконечно нежные и вместе с тем искусные. Момент нежданного волшебства и восторга.

Джереми Уэллс. Теперь все стало по-другому. Прежде они никогда не писали друг другу. Но он пообещал, что напишет. Это означало, что впереди ее ждет нечто особенное.

А пока она опять осталась одна. Лежа в постели и прислушиваясь к своему самочувствию, Джудит поняла, что уже вполне здорова. Простуда, грипп, инфекция – что бы это ни было, все прошло, и исчезли неприятные симптомы – головная боль, усталость, депрессия. Насколько это заслуга лично Джереми Уэллса, а не его лекарства и крепкого, продолжительного сна – сказать было трудно. Как бы там ни было, суть дела от этого не менялась. Джудит снова пришла в себя и, как обычно, была полна энергии.