Хотя выбора не было, она сделала вид, будто читает условия — они оказались именно такими, каких она и ожидала Пейдрон Найол поведет Белоплащников, чтобы восстановить ее на престоле, а в уплату, хотя в договоре не было ни слова ни о какой плате, тысяча его воинов будет расквартирована в Кэймлине навсегда. Они не подпадут под андорскую юрисдикцию и получат право иметь собственный суд. На всей территории Андора Чада Света будут уравнены в правах с гвардией королевы. Навечно. Моргейз понимала, что, подписывая пергамент, совершает поступок, на ликвидацию последствий которого уйдет вся ее жизнь, а может, и жизнь Илэйн, но выхода не было. Особенно учитывая, что Львиный Трон достался ал'Тору в качестве трофея. Он может отдать его Элении или Ниан, но тогда Андором будет править марионетка ал'Тора. Если Башня все-таки возведет на престол Илэйн, ее дочь тоже может превратиться в марионетку — марионетку Башни. Заставить себя доверять Башне Моргейз не могла.

Она четко вывела свое имя и приложила изготовленную в Амадоре копию андорской печати. На красном воске внизу листа четко запечатлелся Лев Андора в окружении Розового Венца. Итак, она стала первой в истории королевой, допустившей на андорскую землю иноземное войско.Когда?.. — Произнести это оказалось гораздо труднее, чем она думала.

Найол поколебался, глядя на стол, где не было ничего, кроме пера, чернил, чашки с песком и кубика теплого воска — он как будто только что написал письмо. Затем, нацарапав собственную подпись и скрепив ее своей печатью в виде полыхающего солнца, Найол вручил пергамент писцу:

— Спрячь это в шкатулку для документов, Балвер. — И лишь после этого обратился к ней: — Боюсь, Моргейз, что я не смогу выступить так скоро, как мне бы хотелось. Предварительно мне надо рассмотреть некоторые вопросы, которые ничуть не должны вас волновать. Это касается прохождения войск по землям, не подвластным ни Кэймлину, ни Амадору. Прошу отнестись к этому как к возможности еще некоторое время украшать наше общество своим присутствием.

Балвер поклонился — несколько чопорно, но изящно, — однако Моргейз готова была поклясться, что во взгляде, брошенном им на Найола, промелькнуло удивление. Да и сама она чуть не ахнула. Он так наседал на нее с первого дня, а теперь, оказывается, у него есть другие дела! Балвер поспешно ретировался, будто опасался, что Моргейз выхватит пергамент у него из рук и порвет его, но ничего подобного у королевы и в мыслях не было. Ладно хоть ее не повесят — пока и это неплохо. С остальным можно повременить. Торопливость в нынешних обстоятельствах неуместна. Пусть ее сопротивление сломлено, зато у нее снова есть время. Неожиданный подарок, которым необходимо правильно воспользоваться. Как там он сказал — украшать их общество?

Моргейз изобразила теплую улыбку:

— У меня словно гора с плеч свалилась. Скажите, а вы играете в камни?

Ответная улыбка Найола показалась сначала чуть удивленной, а затем лукавой:

— Меня считают сильным игроком.

Моргейз вспыхнула, но ухитрилась не подать виду, что сердится. Пусть лучше он считает ее сломленной. Сломленным противником пренебрегают, а стало быть, не удостаивают его слишком уж пристальным вниманием. Проявив должную осмотрительность, она, возможно, сумеет вернуть все, чем ей пришлось поступиться, еще до того, как солдаты покинут Амадицию. Не зря же ее обучали Игре Домов, и учителя у нее были незаурядные.

— Сыграем, если вы не против? Я постараюсь играть так, чтобы вам не было скучно. — Конечно, придется проиграть, но к этому надо подойти тонко, чтобы победа далась Найолу нелегко и ему впрямь не стало скучно. А Моргейз терпеть не могла проигрывать.

Асунава, насупившись, барабанил пальцами по золоченому подлокотнику кресла, на высокой спинке которого, прямо над его головой, красовалось на чистейше белом диске покрытое сверкающим лаком изображение крючковатого пастушьего посоха.

— Ведьму застали врасплох, — пробормотал он.

— На некоторых зрелище казни действует именно так, — отозвался Сарин, будто оправдываясь. — Вчера Приспешники Темного угодили в облаву. Мне доложили, что, когда Тром выломал дверь, они распевали какие-то мерзкие гимны во славу Тени. И никому — я проверял, никому! — не пришло в голову выяснить, связаны ли они с ней.

Сарин стоял, не переминаясь с ноги на ногу, прямо, как и подобало служителю Руки Света.

Асунава легким взмахом кисти отмел все эти подозрения. Разумеется, тут нет никакой связи, если не считать того, что она ведьма, а они — Приспешники Темного. А ведьму, в конце концов, содержат в Цитадели Света. Однако Асунава отчего-то испытывал беспокойство.

— Найол послал меня за ней, будто собаку, — проскрежетал сквозь зубы Сарин. — Меня чуть не стошнило, когда я оказался рядом с колдуньей. Руки так и чесались схватить ее за горло.

Асунава не потрудился ответить, да он почти и не слышал Сарина. Конечно, размышлял он, Найол ненавидит Десницу Света. В большинстве своем люди ненавидят тех, кого им приходится бояться. А вот Моргейз оказалась отнюдь не слабой и показала свою способность противостоять Найолу. У многих, только попади они в Цитадель Света, душа мигом ушла бы в пятки. Оно и хорошо, окажись она слабее, это, в конце концов, могло бы нарушить некоторые планы Асунавы. А он уже продумал мельчайшие детали судебного процесса, на котором должны будут присутствовать послы всех земель, продумал каждый день, вплоть до публичного признания Моргейз — а он сумеет добиться от нее признания так, что никто и не поймет, каким способом… А потом — торжественное оглашение приговора… И еще церемониал казни. Для нее воздвигнут особую виселицу, которую надо будет сохранить в память об этом событии.

— Будем надеяться, что она продолжит упрямиться, — промолвил Верховный Инквизитор с кроткой, благочестивой улыбкой. — Найол терпелив, но даже у его терпения есть предел. Рано или поздно он передаст ее нам, и ей воздается по справедливости.

Каждое посещение Рандом Кайриэна представлялось Эгвейн чем-то вроде одного из тех грандиозных фейерверков, какие устраивают Иллюминаторы, — видеть их ей, правда, ни разу не доводилось, но она слышала, будто огни вспыхивают по всему городу и повсюду разносится многоголосое эхо.

К дворцу она, разумеется, больше и близко не подходила, но Хранительницы Мудрости наведывались туда каждый день, проверяли с помощью саидар, не расставлены ли там какие ловушки, и рассказывали ей, как обстоят дела. Вельможи, и тирские, и кайриэнские, с подозрением косились друг на друга, а Берелейн пряталась в своих покоях и отказывалась видеть кого бы то ни было без крайней необходимости. Вероятно, Руарк выговаривал ей за пренебрежение обязанностями, но толку от того было мало. Он казался единственным человеком во всем дворце, на поведении которого нынешние обстоятельства никак не сказывались. Даже слуги вздрагивали, поймав на себе посторонний взгляд, — правда, это, по всей видимости, происходило из-за того, что Хранительницы Мудрости совали нос в каждый угол.

В айильском лагере дела обстояли не лучше, точнее, не во всем лагере, а в палатках Хранительниц. Прочие айильцы держались спокойно и уверенно, как Руарк, отчего перепады настроения Хранительниц Мудрости делались еще заметнее. С последней встречи с Рандом Эмис и Сорилея вернулись разве что не шипя, словно змеи. В чем дело, они не рассказывали, во всяком случае Эгвейн, но их настроение с быстротой мысли передалось другим Хранительницам, и вскоре все они походили на разъяренных кошек, готовых вцепиться во все, что движется. Ученицы и лишнее слово-то вымолвить боялись, но все едино получали выволочку за выволочкой, по большей части за такие провинности, какие и провинностями-то счесть нельзя и на какие прежде попросту не обращали внимания.